Начальник отдела Управления бомбардировочной авиации Главного Управления боевой подготовки фронтовой авиации ВВС КА. Москва

 

Главное Управление возглавил генерал-майор Кондратюк. Впоследствии он убыл на фронт, и его сменил генерал М.М.Громов. Управления истребительной, разведывательной, штурмовой и бомбардировочной авиации соответственно возглавляли Миронов, Заяц, Л.Рейно и В.Лебедев. Я руководил отделом боевой подготовки фронтовой бомбардировочной авиации.

На Центральном аэродроме в Москве базировалась смешанная авиабригада Главного штаба ВВС, с ней же размещались самолеты нашего Главного управления - истребители, разведчики, штурмовики и бомбардировщики. Сначала из бомбардировщиков имелись только три Пе-2, позже к ним добавились ленд-лизовские А-20В «Бостон». Стоянки располагались вдоль Ленинградского проспекта, примерно там, где сейчас стоит здание аэровокзала.

 

Часто приходилось вылетать на фронт для оказания практической помощи командирам и летчикам непосредственно в частях. В начале войны на Пе-2 при атаках немецких истребителей мы часто применяли АГ-2 – двухкилограммовые авиационные гранаты на парашютах. Ящик с запасом гранат размещался в задней части бомбоотсека и при атаке сзади снизу, где была «мертвая зона» для пулеметов стрелка-радиста и штурмана, по их команде сбрасывались летчиком. Через несколько секунд гранаты подрывались, что заставляло противника держаться в стороне. При неправильном сбросе они могли повредить хвостовое оперение своего самолета. Особенно оправданно было их применение при одиночных полетах, таких как разведка. При действии в группе мертвых зон уже не было, а с появлением истребительного прикрытия АГ-2 почти прекратили применять.

В Орловско-Курской операции мне довелось летать в составе 3-го БАК и дивизий 16-й Воздушной армии. В период Новороссийской операции я был направлен в 1-й БАК, его штаб размещался на аэродроме Выселки, там же стоял женский 125-й гв.бап, которым ранее, до гибели, командовала Гризодубова. Этот полк я обучал бомбометанию с пикирования и как-то вылетел с ним бомбить оборону немцев под Новороссийском. Когда подошли к линии фронта, по нам ударили зенитки, и при первых же разрывах девушки заметались. Этого я опасался больше всего, поскольку, как оказалось, командир дивизии не обеспечил полку истребительного прикрытия, и сразу после выхода из зоны зенитного огня должны были наброситься немецкие истребители, поэтому требовалось сохранить плотный строй и огневое взаимодействие. Пришлось по радио заорать на них матом, чтобы сомкнулись, летчицы опомнились, заняли свои места. По целям полк отработал успешно, по возвращении я их собирал по звеньям для разбора и, конечно, извинялся за грубость…

В Миусской наступательной операции Южного фронта в июле-августе 1943 года я работал в составе 270-й бад 8-й воздушной армии. По данным разведки на двадцати путях станции Иловайская грузилась на платформы танковая дивизия СС для отправки в Богодухов на Курскую дугу. Недалеко находился хорошо прикрытый средствами ПВО и истребителями аэродром немецкой бомбардировочной авиации Апостолово. Истребителям прикрытия не хватало дальности, чтобы сопровождать нас до цели, поэтому тщательно спланировав налет, мы вышли к станции в то время, когда у немцев был обед, и над аэродромом дежурило только одно звено Ме-109. К несчастью, немецкие зенитчики решили, что мы собираемся бомбить аэродром, и с земли по нам ударил шквальный огонь зенитной артиллерии. Я вел два полка Пе-2 на высоте 4400 метров, и уже на боевом курсе зенитный снаряд разнес мне левую плоскость. Немцы выставляли взрыватели зенитных снарядов на нечетные значения высоты, мы это учитывали, поэтому пробив крыло снаряд разорвался высоко над нами, иначе все было бы кончено сразу. Самолет опрокинулся «на спину», но осторожным перемещением штурвала мне удалось привести его в нормальное положение, выпустить тормозные решетки и с пикирования отбомбиться по железнодорожным составам. Машина никак не выходила в горизонтальный полет, левая решетка не убралась, неимоверным усилием я вывел самолет из пикирования в огне и дыму лишь на высоте крыш вокзальных построек, и на бреющем повел к своему аэродрому с минимальной скоростью. Высоко над нами собрались и легли на обратный курс самолеты дивизии. К ним устремилось было звено Ме-109, но бомбардировщики сомкнули строй, и немцы не рискнули подставиться под огонь их пулеметов, повернули к своему аэродрому. По счастью, меня они просто не заметили на фоне земли. С большим трудом дотянув домой, зашел на посадку с прямой, шасси коснулись земли, и тотчас левая плоскость отвалилась полностью. Лишь тогда я наконец осознал, как близки мы были от гибели, и даже показалось, что волосы торчком поднялись под шлемофоном. Остальные экипажи без потерь вернулись раньше, и меня уже считали подбитым.

Немцы спешно оставили Ростов. Истребителям было приказано занять аэродром, но они почему-то медлили. Чтобы разобраться в причинах, туда отправили меня. Прилетев на Пе-2, я сверху увидел пустынный аэродром и множество людей, столпившихся у ангаров. Навстречу мне полетели красные сигнальные ракеты, означавшие запрет посадки, но я не видел к тому причин, спокойно сел и подрулил к ангарам. Ко мне подбежал перепуганный офицер: «Ты что, там же полно лягушек!» Каких еще лягушек? Оказывается, немцы при отступлении не успели уничтожить аэродромные сооружения, но густо засыпали летное поле прыгающими минами. Тут только я заметил бороны и тянущийся от них трос. В дальнем конце аэродрома стоял "Студебеккер" с лебедкой, когда она стала наматывать трос и бороны поползли по земле, запрыгали, тут же взрываясь, мины. Наш экипаж ужаснулся - одной мины хватило бы, чтобы поджечь самолет. Объяснить, почему мы остались тогда целы, просто невозможно. Жили мы тогда одним днем: сегодня жив, завтра - нет.

В период Севастопольской операция я находился в составе 8-й воздушной армии. При подготовке этой операции сначала рассматривалась возможность штурма города с Северной стороны с форсированием бухты, но от этого варианта пришлось отказаться. Операция началась штурмом Сапун-горы. Мощные удары по обороне противника наносила артиллерия, бомбардировщики, штурмовики. Противник потерял под Севастополем уже почти всю авиацию, по ночам баржами пытался вывезти истребители на румынский берег, у него оставался лишь небольшой аэродром у Херсонеса.

Когда по укрепленным позициям немцев в районе совхоза имени 8-го марта работали штурмовики (руководил ими с КП Е.Савицкий), два Ме-109 на бреющем прокрались над Балаклавской бухтой, зашли сзади первой девятки и сбили один Ил-2. Мы видели это с командного пункта, где находились Василевский, Хрюкин и другие. Я обратился к Хрюкину: «Тимофей Тимофеевич, я как представитель Главкома должен вмешаться в управление». Забрал у Савицкого микрофон и направил вторую девятку штурмовиков с левым разворотом навстречу «мессерам»: «Бейте!». Ведущий тут же подбил одного фашиста, тот перевернул самолет вниз кабиной, вывалился из нее и открыл парашют. Немец опустился на нашу пехоту, нам было хорошо видно, как одни бойцы его лупят, а другие рвут парашют на платки. С КП отправили за пленным машину, он оказался здоровенным рыжим детиной, и Савицкий тут же заявил:

- Это я его сбил, дайте расстреляю!

Мне стало смешно:

- Нет, Женя, так нельзя.

Савицкий летал великолепно, и организатор был отличный, но прихвастнуть любил страшно. Как-то он по ошибке перекрыл кран подачи топлива, и мотор остановился. Сел Савицкий в расположении своих войск, но всегда утверждал, что его подбили.