Четвёртый курс. «Свои люди, сочтёмся…»
Октябрь уж наступил… Мы в «Лебяжье».
Воинская часть 78734, Четвёртая эскадрилья, третье звено. Наш инструктор –
старший лейтенант Владимир Иванович Истратов; Командир звена – капитан
Верещагин; Зам. командира АЭ капитан Мамарин; Штурман АЭ майор Довганенко;
Командир АЭ майор Давидюк.
Встретили нас не слишком ласково. По
приезду, нас построили, появился штурман, майор Довганенко и зачем–то,
начал нас пугать. Общий лейтмотив его страстной речи был такой (дословно):
«Мы вас с сапогами съедим!». Впечатление было удручающее…. Забегая вперёд,
скажу, что в дальнейшем он оказался нормальным человеком, что тогда на него
нашло?!
Опять, по накатанной колее, поток
теоретических дисциплин, зачёты, экзамены. Наступала довольно холодная зима.
Нашей восьмой лётной группе: Бубеев, Носков, Москаленко, Орехов, досталась
угловая комната, самая холодная из всех. Когда начались морозы, то одна
стена всегда была покрыта красивым слоем инея. Спасали только самодельные
обогреватели, изготовленные по немыслимым образцам. На ночь надевали всю
имеющуюся одежду, а сверху несколько одеял и шинель. Автоматика не
выдерживала такой нагрузки и постоянно срабатывала, выключая свет. Но мы же
почти лётчики–инженеры, поэтому нашли простой способ победить зловредный
АЗС. Его просто подпёрли доской в верхнем, всегда включённом положении. Как
не расплавился весь электрощиток?! Загадка…
Командиром роты стал старый знакомый,
теперь уже майор, Козлов. Он ни в чём не изменился, был таким же ярым
поборником жизни - строго по уставу. Помню забавный момент. Козлов был у нас
в гостинице, наводил «уставной порядок». Вдруг погас свет и из тёмных
коридоров раздались зловещие крики: «Бей Козла!!!». Майор в мгновение ока
оказался под единственно горевшей аварийной лампочкой и вооружившись,
кажется шваброй, кричал: «Не подходи!». Рядом с ним что–то грохнуло об пол и
Козлов, сообразив, что этот рубеж обороны ненадёжен, быстро вылетел вниз по
лестнице на улицу. Но надо отдать ему должное, он не сдавался.
Наступил Новый, 1974 год, который я
встретил у телевизора. В конце января отпустили в отпуск, последний(!). Мы с
Борей Бубеевым оставили нашу форму у знакомой официантки в Петров-Вале,
переоделись в «гражданку» и, не опасаясь патрулей, спокойно поехали домой. К
нам в город Фрязино приехали актёры «Театра на Таганке», это был самый
расцвет их творчества. Они действительно были неподражаемы.
С середины февраля начался наш последний
семестр в «Каче». Напряжённая учёба, наряды, работы, караулы, тревоги с их
бестолковой беготнёй, смотры и проверки. Но всё же это была последняя
курсантская зима. Что–либо приятное в этот период нашей жизни не
вспоминается. В увольнение ходить было некуда, библиотека крайне скудная,
кино показывали, в основном, старьё, третьего сорта. Оставался только
телевизор, окно в мир свободных людей.
Развлекались мелкими шалостями. Я как–то
вычитал, что человек не сможет съесть килограмм халвы за один присест, без
воды, и на самоподготовке сообщил всем об этом. Анатолий Никишов, который
всегда был оригинальным человеком, сказал, что это ерунда, и он берётся это
доказать. Тут же заключили пари, если он съест килограмм халвы за полчаса,
то мы ему покупаем ещё три килограмма халвы, если же нет, то он нам.
Вечером, в комнату, где проводился эксперимент, набился весь
заинтересованный народ, халва лежала на столе. Анатолий спокойно сел,
аккуратно разделил ножом всё на мелкие кусочки и приступил к поглощению.
Небольшая кучка быстро таяла на глазах, а через двадцать минут уже осталось
граммов сто пятьдесят. Анатолий посмотрел на часы и, сказав, что времени ещё
много и он делает паузу. Но через пять минут стало понятно, что его организм
врубил стоп–кран и силой воли тут не поможешь. Он сдался и остатки халвы
мгновенно испарились. Конечно, всё это лёгкое детство, но вспомнить приятно.
Моздок-74. Я и мой "Волшебный конь"
В конце апреля нам, наконец, определили
место нашего базирования, аэродром «Моздок». Начались хлопоты, связанные с
переездом. Мы загрузили целый эшелон с техническим имуществом, затем, через
некоторое время, перелетели наши лётчики. Двадцать второго апреля тронулись
в путь и мы. В Ростове-на-Дону делали пересадку, образовалось несколько
часов свободного времени, нас отпустили погулять. В парке, в центре города,
встретили нашего бывшего сокурсника Архипова, списанного ещё в 72 году.
Талантливый человек, ухитрялся писать рассказы в жанре фантастики ещё на
первом курсе. Он бы с радостью поехал с нами, но …
С двадцать четвёртого апреля мы в Моздоке.
На этом аэродроме базировалась стратегическая авиация, летавшая на Ту-95,
там же было несколько Ту-16. Это был боевой полк, решавший свои задачи,
поэтому бетонку и воздушное пространство приходилось по–братски делить, что
не могло не сказаться на налёте. Мы иногда общались с местными лётчиками и
они рассказывали удивительно интересные истории о своих полётах мимо
Норвегии, Швеции, Англии и вниз, к Гибралтару. Их задача была разведка и
отработка ударов крылатыми ракетами, в случае необходимости, по авианосным
группировкам вероятного противника.
В это же время на аэродроме проходил
испытания новейший, по тем временам, Су-24, на котором летал генерал
Ильюшин, лётчик–испытатель. Отрабатывался полёт на малой высоте с огибанием
рельефа местности в автоматическом режиме.
Для жилья нам выделили казарму, а для
подготовки к полётам пришлось самим ставить и обустраивать палатки. Ну вот,
все наземные подготовки были закончены, зачёты сданы. Лично командир
эскадрильи изучил с нами «Требования ЦК КПСС и Совета Министров СССР,
Министерства обороны СССР и Главнокомандующего ВВС по обеспечению
безопасности полётов». Мы глубоко прониклись, красиво записали текст на
первой странице наших тетрадей подготовки к полётам. Там же красовалось
«Письмо Министра обороны и начальника ГПУ» со строгими, и вроде правильными,
словами. Всё это было похоже на то, как если молодое деревце вместо
плодородной почвы посадить в ночной горшок и строго требовать чтобы оно
росло большим, красивым и ничем не болело.
 |
|
Истратов Владимир Иванович, наш
инструктор на 4-ом курсе |
Седьмого апреля началась вывозная
программа на самолёте МиГ-21. Скорости выросли как минимум в два раза, а
время на реакцию, во столько же раз уменьшилось. Это уже был не учебный
самолёт, а настоящий истребитель. Наш инструктор, Владимир Иванович
Истратов, был очень спокойным и выдержанным человеком. Он почти никогда не
повышал голоса, а если и допускал изредка ненормативную лексику, то делал
это совершенно беззлобно.
Шестого июня я полетел на проверку моей
готовности к самостоятельному вылету с командиром звена, капитаном
Верещагиным. Наш К.З. на земле был совершенно спокойным и уравновешенным
человеком и я не мог даже отдалённо представить, что ожидает меня в
контрольном полёте. Возможно, у него был своеобразный «психологический» тест
для проверки готовности курсантов к самостоятельным полётам.
Ничего не подозревая, я доложил К.З., сел
в переднюю кабину «спарки», запустил двигатель, проверил всё, что положено,
нам закрыли фонари и разрешили вырулить. Началось «ЭТО» с момента движения
моей правой ноги для выполнения разворота после страгивания самолёта с
места. Никто и никогда, ни до, ни после, не оскорблял меня столь виртуозно и
обидно, прерываясь только на необходимые паузы для ведения радиообмена. За
этот полёт я сразу получил – 99,9% всех оскорблений за всю мою предыдущую и,
видимо, оставшуюся жизнь. Наверное, спасло меня то, что этот поток почти не
прерывался, поэтому моя нервная система смогла как-то адаптироваться, так
как вникать во всё «ЭТО», не было никакой возможности. Видимо, сработал
защитный механизм от перегрузки по каналу восприятия речевой информации.
Каждое моё малейшее движение тут же
комментировалось в высшей степени безрадостными эпитетами. Я ощущал себя
полностью бездарным существом, и до такой степени лишним в самолёте, что
очень хотелось сойти, но некуда. Оставалось только нажать на рычаги
катапульты, но я опасался, что меня могут неправильно понять.
Это удивительно, но я всё же выполнил
полёт и посадку. «ЭТО» прекратилось в момент касания колёсами бетона и
… тишина. Заруливая, я не знал, что и думать о предстоящем разборе. Не
слишком торопясь, освобождаюсь от привязных ремней и посматриваю на моего
инструктора, беседующего с ком. звена и пытаюсь определить, что тот ему
говорит. Спускаюсь по стремянке и подхожу с докладом: - Товарищ капитан –
разрешите получить замечания, (ну - сейчас начнётся…) Верещагин был
совершенно спокоен и доброжелателен и сказав: - "Ну, что, – всё нормально,
пусть летит с проверяющим", ушёл. Я не верил своим ушам!
Но ведь, тоже – метод. Ведь, если курсант
после ТАКОГО воздействия, всё же справлялся с заданием, то все возможные
осложнения в самостоятельных полётах были уже невинными пустяками. Правда,
для меня это была особенно тяжёлая проверка, так как я никогда не выносил ни
оскорблений, ни, тем более, нецензурных слов в свой адрес. В дальнейшем,
когда Верещагин проверял меня по различным видам подготовки, я никогда не
слышал от него ни одного грубого слова, и неизменно получал только отличные
оценки.
Но, никакой обиды, как это ни покажется
странным, ни тогда, ни после я не испытывал. Наши лётчики–инструкторы в
подавляющем большинстве были и есть, в высшей степени порядочные люди
и великие труженики. И, если иногда и допускали ненормативную лексику в наш
адрес, то в чисто профилактических целях и для нашей же пользы, тем более
что и мы частенько бывали далеки от идеала курсанта.
После контрольного полёта с зам. командира
АЭ, капитаном Старцевым, я получил «добро» на самостоятельный полёт на
боевом самолёте МиГ-21ПФ. Я всегда с особой любовью относился к этому
самолёту, он был для меня настоящим другом. Не машиной, а живым существом,
красивым, умным, сильным. Он никогда не подводил и всегда прощал все мои
ошибки.
До двадцать второго июня я отлетал все
самостоятельные полёты «по кругу» и, по причине нехватки самолётов, почти
месяц ждал, когда вылетят самостоятельно остальные курсанты нашей лётной
группы. В одном из первых самостоятельных полётов после взлёта
катапультировался Вася Широбоков. Его самолёт начало вращать и он не смог
справиться с управлением. Приехала комиссия, разбираться. Сначала Васю
сделали почти героем, но потом разобрались, что был выключен бустер ручки
управления. Теперь его же обвинили в недосмотре, и больше Вася не летал, а
зря, надо было наказать и простить.
Самолётов не хватало, программу нам
урезали, но и её мы не смогли выполнить. Но простой пилотаж, полёты в паре,
маршруты, успели отлетать. Пятого октября был крайний полёт на аэродроме
«Моздок».
1974 год, закончили программу в Моздоке.
Экскурсия на - "Голубые озёра". "Братание" со студентами
В конце сентября приехал фотограф, нас
снимали для документов и для выпускных альбомов, уже в лейтенантской форме,
которую нам одолжили наши лётчики. Миша Черняев, Саша Заремба и я сделали
несколько фото рядом с самолётами.
Из выпускного альбома. Наша лётная группа
Командир звена Верещагин, сообщил, что
большинство из нас точно остаётся инструкторами, с переводом в учебные полки
на Л-29, но, что он попробует перетащить меня и Сашу Абрамова, на боевые
самолёты в «Лебяжье». Настроение было - хуже некуда! Стала окончательно ясна
цена всех обещаний наших высоких начальников по поводу «справедливого
распределения».
Любой лётчик всегда мечтает летать на
новейших, современных машинах, как можно больше и интересней, а мы могли
застрять на многие годы, или навсегда, на учебных самолётах. И какие
высокопоставленные идиоты, додумались оставлять совсем молодых лётчиков в
качестве инструкторов?! Логика здесь бессильна… Дегенераты, ввиду особой
лёгкости их мозгового вещества, всегда плавают вверху толстым слоем.
Нас перевезли на центральную базу для
сдачи гос.экзаменов, что мы благополучно и сделали. Затем, пока шло
оформление документов и шилась офицерская форма, наступили так называемые
«голубые каникулы». Почти две недели ожидания. Нам выдали полевую форму с
уже пришитыми лейтенантскими погонами, на которые мы сверху прикрепили наши
курсантские. Никто нас не беспокоил и мы наслаждались свободой в славном
городе–герое Волгограде. В начале ноября на Мамаевом кургане в торжественной
обстановке зачитали приказ о присвоении нам воинского звания «лейтенант» и
вручили дипломы лётчиков–инженеров. Позже зачитали приказ о распределении,
большинство из нашей эскадрильи оставили в училище. Мне ещё относительно
повезло, меня ждала «Бекетовка».
Вечером, в доме офицеров, был выпускной
вечер. Как бы то ни было, мы все были очень рады окончанию нашей учёбы в
«Каче» и надеялись на светлое будущее. По традиции бросали в бокалы наши
лейтенантские звёздочки. Четыре с лишним года мы шли к цели, более чем
третья часть из нас не смогла преодолеть этот очень нелёгкий путь. И вот
сейчас, в последний раз, мы были вместе, дальше наши дороги разойдутся и для
большинства из нас, никогда не пересекутся.
«До свиданья, дорогие, вам ни пуха, ни
пера,
Пусть вам встретятся другие, лишь попутные ветра…»
Ю. Визбор.
Обсудить на форуме
