— А кто вручал, не помните?
Председатель Верховного Совета Молдавии.
Бровков, по-моему, фамилия. (Председатель Президиума Верховного Совета
Молдавской ССР Федор Григорьевич Бровко. – В.А.) Сейчас, знаете, память.
Прошло уже шестьдесят лет с лишним.
И попал я опять в свой полк. Собрал всех командир полка, и говорит: каким
надо быть преданным, что бы после ранения, придти обратно в полк. Это,
говорит, - редкие люди, кто приходит обратно в полк.
И опять я во второй эскадрилье. Голова плохо вращается, а работать надо.
Головой резко крутанешь – все рубцы на шее лопаются, кровят… Перевязки
делали - и, как врач и сказал, наверное, год не заживало. Мешало очень, но я
летал.
Участвовал в освобождении Крыма, потом Белоруссия, Эстония, Латвия, Литва,
Польша, и, наконец, Берлин. И сделал я за это время больше ста вылетов.
Сопровождали Илы, бомбардировщики, штурмовали, ходил на разведку, разведчик
я не плохой был. Летал я и на Черное море на разведку - нашел корабли, Потом
бомбили. Разведчиков у нас много было – ведь нужно подтверждение - одному не
поверят.
Потом после Крыма, и на третьем Белорусском фронте тем же самым занимался
делом. Полк был у нас такой - много вылетов на разведку сделали.
Штурмовали отходящего противника…. Они ходили колоннами, мы приходили и били
по дороге. Особенно на Украине было.
Разведчики скажут: идет колонна - Со стороны зайдешь на бреющем полете,
наискосок вот так вот (показывает). Дорог не было, ни шоссейных, никаких. А
грунтовые - разве это дороги, когда грязь, солдаты сами тянули артиллерию...
Куда разбегаться-то? Можно только упасть и все… Я, наверное, вылетов пять
сделал. В Крыму штурмовали аэродромы противника. По одному аэродрому я,
наверное, вылетов пять сделал на штурмовку.
— Вы летали на И-16, Чайке, ЯК-7Б и еще
на чем?
Когда мы переучились в Новосибирске, я
летал на ЯК-7Б, потом на фронте мы перешли на ЯК-9. Сорокапятимиллиметровая
пушка на самолете - это страшная штука. Когда я на Фоккера налетел и попал
ему в крыло, то оно просто отвалилось…
Потом дали ЯК-3. ЯК-3 — металлические, делали их в Саратове.
А как раз, когда переходили на реактивную технику, меня списали. К этому
времени старых летчиков осталось мало, два или три летчика...
Летчики были опытные, но авиация не щадит никого. Двое разбилось: Сакульский
и Козаренко. Они погибли на самолетах ЯК-9 уже после войны. А так, все
хорошо было. (Смеется)…
Младший лейтенант Звягин.
На обратной стороне подпись – 1944 год, июнь.
— У меня список по прибытию на Кубань
вашей эскадрильи: командир Шепель, зам. командира Осадчиев, командир звена
Маковский, командир звена Андрющенко, летчики-сержанты: Меркулов Смирнов.
Звягин, Васильев, Глушков, Жичин, Крюков
А у меня фото всех где-то есть. Вы знаете, я ни одного сборища не пропустил.
Нас, участников войны, собирали, по-моему, восемь раз. В Новосибирске,
Москве, в Киеве и т. д. И везде я был.
У меня эти фотокарточки где-то есть… Андреев — зам. командира, зам.
командира эскадрильи. Он с Дальнего Востока с нами пришел…
— По данным архива Министерства
обороны, за Вами 20 апреля 43 года в 16.48 числится сбитым Мессершмитт 109,
около Новороссийска. Можете вспомнить, что это за бой был?
Вы знаете, я его нечаянно сбил… Я летел в
паре с Андрющенко. Я не был ведомым, ведь я был уже старший летчик. - «в
крыло» ходили… Как сбил? - Просто. Он попал мне в прицел. Выстрелил - два
пулемета и пушка…
— Он видимо атаковал вашего ведущего,
но сам попал в прицел?
Да что там, никакого ведущего. Вы знаете,
на Кубани было там… когда приходишь на фронт, там кишело… Самолеты - и
немецкие, и наши, там не поймешь, что делается. А он сам залез. Они все сами
залезли. И я тоже к ним сам залез в прицел, когда меня тоже рубанули. Вот
так. Война, есть война. Потери должны быть, от этого никуда не уйдешь.
— 5 мая 1943 года – за Вами числятся 2
Ю-88. Про этот бой можете что-нибудь вспомнить?
Это когда мы бомбардировщиков
сопровождали. Малая Земля, где Брежнев бывал…. Если Вы будете там,
посмотрите - там слой пять-шесть сантиметров металла лежит на берегу.
Гитлер задачу поставил: авиация должна уничтожить наш десант. И они летали
день и ночь - бомбили. И вот как получается, наши самолеты бомбят их
позиции, а они - наши. У бомбардировщика маневренность плохая. К нему
зайдешь - раз и готов. Но, ихние стрелки мешали, и у нас от бомбардировщиков
много погибло - Андрющенко, Андреев…
- То есть Вы пересеклись курсами и
воспользовались удачной обстановкой?
На фронте все идет удачно… Неудачно бывает
только в тот раз, когда за хвостом не смотришь… Ведущий атакует. Они идут
рядом, (показывает) и я этого бью…. Вот он идет, этот… бомбардировщик, а
здесь я подхожу на расстоянии десять-пятнадцать метров и - «огонь». Всего
одна атака. Смотришь, он задымил и все. А потом? Что, сопровождать его?
Смотреть будешь где он упадет? Нет, у меня ведущий. И надо с ним прийти на
свой аэродром. Он атаковал, переворот, ушел. И я - атаковал, переворот,
ушел.
— Вопрос на самом деле важный. Как
подтверждали сбитие? В морской авиации свой порядок был…
Слушай. Везде порядок один. Надо
подтверждение иметь: где он упал, привезти какую-то деталь и это показать.
— Из моря-то запчасть не достанешь.
Поэтому в морской авиации попроще было...
Да, попроще? На Кубани-то мы были, над
морем бои-то были. И я Вам скажу: подтверждение было то, что он задымил и
ушел. А где он упал? Это одному Богу известно. Не будешь же сопровождать его
до земли. Вы понимаете, в чем дело. Потому что тебя тоже тут же схватят. Это
вопрос сложный очень.
(Продолжает перечислять товарищей)… Маковский — Герой
Советского Союза, Меркулов, Костиков. Костиков есть?
— Костиков тут есть. Командир звена,
старший лейтенант Костиков. Но он не в эскадрильи, он в полку числится. Это
список полка.
Герой Советского Союза Кочетов — Герой
Советского Союза, Осадчиев — Герой Советского Союза. До нашего полка он
работал под Сталинградом…
— Меня просили выяснить подробности
одного эпизода. Летом 1944-го года, Вы сопровождали штурмовики в район
Каунаса. Можете рассказать, что произошло тогда. Что за конфликт был с
Дорошенковым после этого вылета.
Совершенно верно. И мы потерял там четыре
самолета. Откуда это все известно? А где-то отчет, что ли был?
— Есть несколько отчетов, и раппорт
командира полка Дорошенкова, о том, что у Вас с ним состоялся на эту тему
крупный разговор…
Я сопровождал Илов восьмерку. Состав
группы прикрытия предполагался четверкой - я и Нырченко Николай Михайлович,
Ронзин Борис Дмитриевич и… его ведомого… я не помню.
В результате чего же только два самолета попали на прикрытие?…. Ронзин,
Ронзин… А! У него шасси не убрались, или у его ведомого, он сел, сел на
аэродром… Короче, получилось, что парой я сопровождал. Прилетели под Каунас.
Илы штурмовали танки сразу восьмеркой. А тут Фокке-Вульфы прилетели, целая
группа. И начали сшибать. И вот сшибали, и сшибали - четыре самолета сбили.
Потом-то выяснилось, они сели на землю, все нормально… Ну, может стрелков
убили… А летчики, кажется, все были живы. Но четыре самолета не вернулись.
Капитан Дорошенко, он еще участвовал в войне в Монголии…. Он, знаете,
какой-то сумасшедший - не считался с летным составом. Он был какой-то.… Ну,
может быть, командир был и правильный, но грубый. Говорит: «Ты что наделал?
Ты говно, а не летчик! Ты потерял столько Илов. Почему ты их бросил?»
А что я мог сделать, когда я был там только парой. Ну, Фокке-Вульф один
сбили. Но на этом дело кончилось… Ну а что делать? Надо пережить.
Вот когда я на Кубани выбил Мессершмитт-109, который сзади командира полка
атаковал - поперек обстрелял, и он после этого ушел.… Когда мы вернулись,
командир спрашивает: «Кто на №38?» (Это он про бортовой номер) Я отвечаю:
«Ну, я!» «Спасибо». И все…
А тут….. А что я мог сделать? Ведь Фоккеров было, наверное, штук двенадцать…
Он написал на меня рапорт.… И после этого еще добавил: «А я ведь хотел тебя
на второй Боевого Красного Знамени представить».
— А в архиве этого Фокке-Вульфа нету.
Ну, нету, так нету.
— Он там не числится. Может быть, он
где-то проходил…
Где-то, что-то.… Ну, не надо…
— Вот Вы стреляли с Як-9К с 45-ти
миллиметровой пушкой. И попали в крыло, и четко видели, что оно отвалилось?
Дату приблизительно хотя бы, не можете вспомнить?
Четко видел… Это был май месяц, по-моему…
Весной это было… На прикрытие… Да мы столько аэродромов прошли, разве всех
их упомнишь. Аэродромов, наверное, штук сорок - с одного аэродрома на другой
аэродром. Сейчас у меня из головы все улетело. Раньше знал. А теперь не
помню…
— Как у Вас поддерживали моральный дух?
Волю к борьбе, что называется.
А какой моральный дух… Вы знаете, что.…
Когда меня били на Кубани, а я на Кубани четырежды подбит был… И то я как-то
не особо боялся. Идет самолет противника, значит надо стрелять, надо
сбивать, надо.… А моральный дух? Приходим вечером в столовую, что бы стресс
этот снять... По сто грамм водки выпьешь, покушаешь и все.
— Свободное время как проводили? Ну не
все время же летали?
А не было свободного-то времени. Авиация —
это такая организация, которая начинается с восьми утра. В столовую сходили,
и до самого вечера сидишь у самолета. Никуда не уходи. Дадут команду - в
самолет и полетел. Летали по приказу. Планирует армия. Оттуда и команду дают
командиру полка, он отправляет нас.
— Кормили Вас как? Питались отдельно от
тех. состава или все вместе?
Отдельно. У нас норма пятая. А седьмая - у
техников - похуже. Мы голодные не были. На фронте везде, где были, питание
«вволю». Даже фрукты иногда появлялись. Фрукты — это виноград, яблоки… А
мясное - тушенка американская была. Питались вообще хорошо.
— Молодежь как в бой вводили?
Молодых в летный состав, наверное, пришло
человек пятьдесят... Приходит молодой летчик, говоришь ему: выучи район.
Подготовить летный состав к бою, первое - изучение района. Надо с летчиком
проработать весь район: где основные опорные пункты, как выходить, как их
узнать... Бывает: летать-то летает, а аэродрома не найдет… Ну, их сбивали.
Все вроде как надо ему по порядку расскажешь – все, а он полетит, и не
прилетит. Много потеряли мы молодого летного состава из-за этого. Ну а с
теми, кто хорошо ориентировались, все нормально… Зоны проходили. А вот чтобы
учебный воздушный бой вести… Некогда заниматься этим делом, но проводили.
Командир полка, командир его эскадрильи или командир его звена с ним
работали.
— Какова интенсивность была обычной и
максимальная? Количество боевых вылетов за день?
До шести вылетов приходилось в день. Это -
на Кубани. Это максимально. Ну, вот я столько вылетов сделал — сто сорок два
вылета. Погоды нет, не летаем, погода хорошая - на Кубани - шесть вылетов в
день. Было и так - погоды нет, и целый месяц сидим.
Был знаете, у меня какой то критический момент… Начиная с самого утра до
вечера - сопровождать бомбардировщиков, сопровождать Илов, прикрытие своих
войск… Из кабины вылезал, и сил никаких не было. Но это было один раз.
— Можете, ну так, типичный воздушный
бой описать? То есть от начала: взлетели и до посадки. Как это выглядело
вообще?
Этот вопрос - непонятный. Никаких
воздушных боев, что бы какой-то клубок самолетов, этого не было.
Никакой борьбы не было. Увидел - сзади подошел - ударил. Но бомбардировщика
нельзя бить в хвост - там стрелок сидит, он тебя срубит. Бомбардировщик надо
брать снизу: подходишь под углом двадцать-тридцать градусов. И приходишь с
опережением, сколько-то «тысячных» взял и стреляешь. Вот так можно сбить…
Вы знаете что, на Кубани всегда облачность, вылетаешь - облачность, и не
видно, вдруг перед тобой противник сразу вывалился. Прямо перед тобой его
хвост, бьешь и все. Атака одна. А такого, чтобы «приходят, и давай воевать»
- этого не было. Атака одна. Скорость и маневренность. И на этом дело
кончено.
— То есть, бой происходил следующим
образом: увидел противника, приблизился, атаковал… И ушел?
Да, - буквально, максимум полминуты. Да и
полминуты - это много. Сама атака – секунд десять максимум. И еще надо
опознать: чей самолет.… На фронте, там гвалт такой. Кто-то кричит: «Мессер у
тебя на хвосте». Другой, еще что-нибудь, «давай, атакуем», «давай сделаем».
Ну, в общем-то, нужный разговор, но самолетов было много.
— То есть эфир забит был?
Забит, забит!
— Ваше личное мнение. До 43-го года,
какой был лучший истребитель, и после 43-го года, у нас?
Раньше были И-16 и И-153. Они маленькую
скорость имели. А потом Яки пошли, потом Лавочкины. А какой из них… Яки или
Лавочкины, после 43-го года. Яки да Лавочкин, больше у нас истребителей не
было. У них скорость была одинаковой, но Як — у него лоб открыт, а Лавочкин
— у него закрыт. У него впереди двигатель звездный, так. Он более
неуязвимый. А скорость одинаковая была.
— Так. Какой самолет было проще
пилотировать из Яков?
Да одинаково.
— А с 45-ти миллиметровой пушкой не
тяжеловат был?
Ничего не чувствовалось. Мотор-то 1700
лошадиных сил. Ну, может быть скорость меньше на пять километров, да все. Но
ведь когда ходишь на прикрытие, скорость не максимальная, а триста-триста
двадцать километров. Расход топлива сильно зависит от скорости. Если быстрее
лететь, можно сжечь топливо за тридцать-сорок минут. Или можешь летать два
часа. И если по маршруту пойдешь с большой скоростью, то может не хватить.
— Отсутствие счетчика расхода
боеприпасов не мешало? У немцев, например, в машине стоял специальный
счетчик, который показывал летчику, сколько патронов осталось. Отсутствие
такого счетчика не мешало?
Какие счетчики?… Никто не думал об этом.
Не было у нас этого.
— Одному знакомому летчику я задал
такой вопрос: «Хватало ли вооружения истребителя?» Он ответил: «Если
стрелять не умеешь, патронов хоть вагон поставь, толку никакого».
Да. Прав он.
— Какая была модификация из Яков самая
удачная на Ваш взгляд, по всем, по общему комплексу параметров?
В начале самая лучшая была Як-7Б, потом
Як-1 пошли. Хорошие самолеты. Ну, Як-3 это уже в 44-м году появился,
полностью металлический. Он легкий. И на нем было летать, как говорят, «на
удивление»…. Ведь каждый килограмм надо же тащить. А мотор один и тот же.
И еще был Як-9ТД. Это тяжелый, бомбардировщик. Мы же и бомбили - подвешивали
бомбы на пилонах. Это было на третьем Белорусском.
Лучший самолет, конечно, Як-3.
И Лавочкины металлические пошли, перевооружились на Лавочкина. Яки бросили…
- но это было уже в мирное время. Ну а что? Такая же скорость, и посадочная
та же самая, все то же самое. Ну, пять километров - это не решает вопрос.
— Вы летали на немецких самолетах?
Нет. Не летал, я только бил. Они лучше
были: и скорость больше километров на тридцать-сорок. Маневренность у них
горизонтальная плохая была, вертикальная хорошая. На вертикали он и атакует
и уходит.
— К немцам как к летчикам, как
относились? Уважали, не уважали, боялись, не боялись?
Да как? Я их видел что ли? Враг, есть
враг. Считай все уже сказано.
Боялись? Когда тебя атакуют, все боятся. Отношение к немецким летчикам?… Я
не знаю…
Вот разбили мы группу «Удет» на Кубани. Там же особые летчики были, они же
все «дубовые» кресты имели - они как «герои» были…. Да, достойные летчики. И
у нас достойные тоже летчики есть. Личное мнение у меня такое: пилоты
равные, но все-таки немецкие самолеты были лучше.
— А пилоты у них были опытнее?
Ну, причем тут опыт? Они же готовились
пойти на Россию. И летный состав готовили…. Гитлеру все страны подчинялись:
Франция, Венгрия, Италия…. Все на него работали. Заводы все на него
работали. Летчики жили не как наши.… И немец приходил летать, он и летал.
— Вам лично не
мешало разделенное управление двигателем - газом и винтом? На Яках же было
разделенное управление, отдельная ручка для шага винта, отдельно ручка для
газа. Или Вы ставили винт в «малый» и только управляли газом.
Есть «тяжелый винт», есть «легкий винт».
Шаг меняется. Угол атаки… Когда по маршруту летишь, ставишь большой шаг, так
обороты будут меньше, горючего будешь меньше тратить. Когда надо догнать или
еще что-нибудь, переводишь винт на малый шаг - обороты будут больше, и тяга
будет, и скорость будет больше.
Ну а как же не пользоваться, обязательно каждый пользовался.
— Я говорил со многими, и примерно
половина облегчали винт до упора и все…
На фронте - да, всегда скорость-то надо
больше иметь… Малый шаг и обороты больше.
— Вас сбивали, четыре раза? Вы видели
противника, который Вас атаковал?
Только на Кубани меня сбили. 3 раза
подбили. А больше нигде. Видел, конечно. Ну, как не увидишь - трасса идет,
зажигательные пули летят… Делаешь маневр, что бы уйти от этой трассы… И
уходишь. А потом смотришь – и он уже ушел. Трасса: четыре патрона и они все
разные. Трассирующая идет - показывает, попал или нет. Трасса пошла и
потеряется в самолете – значит попал. А если не попал, она идет дальше…
— А планер самолета как реагировал,
когда в Ваш самолет попадали?
Четыре раза подбивали. Пока мотор
работает, пока управление не сбилось, — нормально. Но прилетишь, - у нас же
перкалью было все покрыто - лохмотья летят. Опять перкаль натянут, и опять
летишь.
— Как связь работала?
Первое время – никак. Только у ведущих был
приемник-передатчик. А у ведомых ни у кого не было. Мы такие бедные были,
что только в 43-м году стали появляться самолеты со всем оборудованием. У
летчика ведомого был приемник, а у ведущего передатчик и приемник. А так
все. А до этого и ничего не было. Только ведущий в группе. В эскадрилье два
самолета с передатчиком-приемником, остальные… ничего не было. А сама
радиостанция - они же не совершенны были. Настройка уходит, и что говорит
понять очень трудно. Настраивать все время надо… И вот крутишь ручку,
крутишь…
— Переговоры противника слушали?
Да ничего не слушали… Когда его
слушать-то? Это командование собирает всякие данные. А я - летчик, и этим
делом не занимался.
— Наземные службы наведения, оповещения
предупреждали о наличии немецких асов в воздухе?
Эти станции появились только после Кубани.
Но как предупреждали: «Самолеты идут». Или: «Разведчик идет»…
Это уже уровень командира корпуса, в полку ничего не было.
— Закрылки в воздушном бою
использовали? - Вопрос дурацкий, понимаю. Но, тем не менее, такой вопрос
задается ветеранам. Откуда он появился, объясню: когда у нас появились
ЛаГГи-3, некоторые летчики для улучшения маневренности выпускали на
небольшой градус посадочный щиток. Это применялось и немцами на
Фокке-Вульфах 190-х, и американцами на Лайтнингах.
Никаких закрылок… Никто не использовал.
Это, Вы знаете, только торможение и все.
— На какую дальность у Вас было оружие
пристреляно? Пристреливали по Вашему требованию?
Сначала было на двести метров, потом на
сто. Никто, ничего не требовал. Я приходил, сел, полетел. Вот и все. И никто
ничего не просил. А кто у кого мог просить?
— При выстреле отдача имеется. И при
стрельбе из 45-ти миллиметровой пушки, отдача должна быть наибольшая. Она
как сказывалась? Разброс…
Вы хотите сказать, торможение или что? Ну,
например, под Каунасом я немножко перелетел, ну аэродром-то короткий, и три
выстрела сделал, он сразу становится. Так что торможение хорошее.
— Бомбить, штурмовать часто
приходилось?
На Кубани и в Крыму. В Крыму, когда
погнали их. Они по дорогам шли.
Ну, а эффективность? Ну, я же не знаю, кого убил, кого не убил. Машины идут,
люди сидят.… Стреляешь… А сколько попадет - неизвестно. Сколько убил? Я что,
считал сколько? Записали данные кто как доложит, и все, на этом дело
кончилось. Да никто этого не знает, ничего этого не видно.
Штурмовали в основном колонны и аэродромы. На линию фронта штурмовать не
отправляли. Основная цель штурмовок была задержать передвижение противника
по дорогам и блокировать аэродром.
— Основное вооружение, какое было?
Бомбы сотки?
Пятидесятки-сотки. Но, Вы знаете что, это
один вылет был - по две бомбы под крылом. Это какая-то вынужденная ситуация
была. А так истребители без бомб.
— Практиковали ли вылеты с неполной
заправкой для облегчения самолета?
Всегда полностью все заправляли…
— У Вас ЯК-7Б был с двигателем 105-ПА
или ПФ?
Разные. Я знаете, про это ничего не скажу.
У нас самолеты были месяц-два, и их списывали.
— Прицелы у Вас, какие были - кольца на
стекле?
Кольца. Кольца и крест. Народ поработал в
конструкторском бюро, и поставили в самолет только крест. Что бы только в
крест попал…
— Общее впечатление от Яковлевских
машин, нормальные самолеты были?
Другого я ж не видел. Да, нормальное
отношение было. Ну а как же не будешь относиться нормально, когда ты на нем
работаешь.
— ЛаГГи, например не любили, говорили —
тяжелый, медленный и все такое.
Как это – «не любили»? Вот это я не знаю.
— На Ваш взгляд: какое самое
положительное качество было у Яка, и какое самое отрицательное?
На мой взгляд - только маневренность на
горизонтали, виражи на горизонтали - ни один немецкий самолет не может
достать. Потому что у меня радиус меньше, а него больше – и не может он -
сорвется в штопор. Отрицательное – у Яков «вертикали» не было.
— Помните ли Вы, кто был Вашим
механиком в 43-м полку?
Конечно! - Воробьев. Всю войну. Он
обслужил все сто сорок два вылета. Очень старательный человек, любил летный
состав. Он самолеты держал в отличном состоянии.
— Какие-то нестандартные ситуации,
связанные с отказом техники были?
Ничего не отказывало. Ничего не было. Меня
сбивать-то сбили один раз, вот недостаток. Это немцы меня сбили, а так
техника работала хорошо….. Прекрасно работала, прекрасный человек, Виктор
Дмитриевич.
— Какие-нибудь примечательные истории с
ним помните?
Ну, какие истории? Они обыкновенные
кажутся сейчас. Все было…. Как вернешься на аэродром - радуешься.
— В полк приходили самолеты из других
полков, подержанные?
Мы только на новых летали, налетали по
двадцать-двадцать пять часов. Все время новые, на старых - нельзя летать.
Скорость мала. А ходили все время, как говорят, на критических оборотах, на
большой скорости. Двигатели-то изнашивались. Самолет изнашивался в дым. И
больше пятидесяти полетов на самолетах не делалось. И все самолеты, которые
отлетали, мы отправляли в школы… Их сдавали. В Краснодаре была школа, она
самолеты забирала.
— В полку самолеты дорабатывали новые
или как пришли, так и летали? Ну, какие-то персональные доработки?
Ничего не делали. Как приходят, так все
было на самолете, никто ничего не делал.
— Драться с кем сложнее было, с
Мессершмиттом или Фокке-Вульфом?
Хм… Я с Мессершмиттами-то много дрался. А
Фокке-Вульфы – с ними мало. Но как тебе сказать. Не разбираешься, где
Фокке-Вульф, где Мессершмитт. Видишь - противник. Фоккер - он лобастый, а
хвост тонкий, а Мессершмитт он весь тонкий.
— Где и когда состоялся Ваш первый
вылет боевой вылет? И первый воздушный бой?
На Кубани, в Новой Титаровке. Я сделал там
сорок четыре вылета, почти каждый вылет с воздушным боем - Но воздушные бои,
они короткие. Одна атака — попал, не попал… Сбить самолет не так то просто.
Поначалу я ж был ведомым, - сержант. А ведущим у меня был Андрющенко
Николай. Он атакует и уходит. И я тоже ухожу - ведь его бросать не могу..
Получается, что я сбивал только те самолеты, которые сами ко мне шли.
— На земле самолеты уничтожали? И как
подтверждали уничтожение?
Уничтожали. Какое подтверждение? Никакого
подтверждения не было. Атакуешь и они - самолеты горят.
На мысе Херсонес весь аэродром был забит самолетами, рядами стояли. Там
группа большая очень была, там, наверное, было полка два, не меньше. Это
группа «Удет» - самые высшие, пилотажники. (Возможно, ошибка – там в это
время этой группы вроде не было – О.В.К.) Штурмовали мы рано утром. На
восходе со стороны солнца шли туда. Спускаешься до пяти метров. И на метрах
пяти идешь над аэродромом. На этом аэродроме зенитки были сосредоточены. У
нас там погибли летчики: Андрюхин, Колосков, и еще были те, которых я не
знаю.
— По ночам боевые полеты совершали?
Нет. Ночью не летали, — только днем.
- С реактивными самолетами немцев
встречались? В конце войны?
Нет.
— Бывали случаи в полку, когда более
опытные летчики дарили победы молодым?
Да каким молодым? Мы все молодые. «Старых»
через десять-пятнадцать дней уже не было, их поизвели…
— Ну, вот к концу-то войны, Вы тоже уже
«стариком» считались?
Из бывших сержантов у нас Нирколов
остался, Костиков Федя. (Фамилия Нирколов в летном составе полка не числится
– В.А.). Еще Герои - Лебедев, Осадчиев… Всего человек восемь, наверное,
осталось тех, что с Дальнего Востока. Ну, командир полка, комиссар остался,
но комиссар, командир полка и зам - они редко летали.
— А обмундирование у Вас, какое было?
Мы сержанты были - гимнастерка и брюки
больше ничего. Летали летом в комбинезонах, Для зимы меховые брюки, меховая
куртка, да. Все меховое. Унты. В унтах еще унтята. Обмундирование для защиты
от мороза, очень хорошее, теплое.
— Маски на лицо кротовые?
Маски? Маски, это когда на высоту
поднимаешься, маску одеваешь. После четырех тысяч метров одеваешь маску.
Потому что на семи тысячах вдохнул и все, и сгорел, кровь кипит…
— Я про ту, что для защиты лица, была
такая у летчиков. Для защиты от морозов, из крота она делалась.
Защита от мороза? Меховая?… Но самолеты
уже были теплые, чего защищаться. Маска, она так, в кармане была.
— Дефицит в летном обмундировании был?
Какой дефицит?... Обмундирование нам, что
положено было по штату, то и было. А остальное рубашка и брюки — это
обыкновенные армейские.
— Были ли случаи, когда боевые вылеты
не засчитывались?
Когда боевые вылеты не зачитывались?
Допустим, сопровождаешь бомбардировщика — потерял бомбардировщика и всей
группе, которая была, - не засчитывается. Но у нас, каким-то образом,
делалась договоренность с командирами тяжелых самолетов. Они считали, что
засчитывать надо, потому что не засчитать толку-то нету. Понимаете? А
морально действует - пришел к командиру полка, а он сказал: вылет не
засчитывается. А это не верно.
15-й, 272-й (274-й – В.А.) и 43-й полк… Это наши полки, а 43-й был самый
результативный полк по числу сбитых самолетов. И у нас шесть героев,
по-моему, было…
— В списке – десять Героев….
Дай мне посмотреть эту бумагу. (Читает)
Анкудинов Егор Ефимович - он не наш. Анкудинов пришел к нам из другого
полка. Бородин Николай Васильевич, Джабидзе, Конуковьев, Костиков, Кочетов,
Лебедев, Маковский, Меркулов и Осачьев. Все есть, кроме Анкудинова.
— Подробности гибели Волчкова Николая
Григорьевича в бою 27.3.44-го года помните?
Нет. Он в другом полку был. Был
заместитель командира пока, а потом командиром полка.
(Смотрит список) Гулин Сергей Степанович — это комиссар, но летал. Очень
добрый человек, его в живых нет. Дорошенков Александр Андрианович — это
командир полка. Николаенко Дмитрий Ефимович — это заместитель командира
полка.
— Интересуют подробности прихода и
ухода в полк Николаенко, про его судьбу ходит много разных разговоров.
Последний раз я его видел после войны, я
уже демобилизован был, на Витебском вокзале встретились. Он уже гражданским
был. Подробности не знаю. В полк пришел… ну, как все приходили. Ушел - на
повышение… Он очень хороший летчик. Ну что про Николаенко вспомнить… Он
толковый командир полка, дело знал. Он к концу войны стал командиром полка.
Отправили его на юг, я не знаю номер этого полка, но на юге. Мы стояли под
Берлином в Эльштале, а он на юге. Пилот он хороший, человек солидный,
высокий. А на послевоенных встречах он нигде не попадался.
А Анкудинов, Бородин, Джабидзе, Конуков - эти были на встречах везде. Мы
встречались в Ленинграде, на Кубани, где командир полка жил Дорошенков.
Потом встречались в Новосибирске, дважды там были. В Киеве встречались, это
уже пятая или шестая встреча была. После войны ценили летчиков и вообще
участников войны. Их созывали, их встречали. И если была — ехали. А в Москве
жил командир дивизии Орлов, он дивизию собрал. Он и в Новосибирске тоже
дивизию собрал. Но приходило человек десять…
— Вы вкратце можете по списку
охарактеризовать людей?
Каждого из героев, да… Я Вам дам…
литературу, есть у меня.
Вот Костиков, можешь прочитать, можешь сфотографировать. Читай вот тут. Не
торопись.… А вот это он - молодой летчик, в 41-м году.
Андрющенко Николай Ананьевич — умер от ран 27.03.1944. Он выпал на парашюте,
а пока спускался, его немцы расстреляли. Когда его подобрали, живой еще был.
(Был сбит в бою 26.03.1944, при парашютировании расстрелян в воздухе. Сбил
16 самолетов противника).
— А вообще, в принципе, парашютистов
расстреливали?
Парашютистов? Да там не только, не только
парашютистов…
Когда штурмовали Херсонес, там летчик погиб, поднялся и выпрыгнул на
парашюте. Его решили спасти, он еще живой был. Летный состав спасали, кто
как может. И на По-2 полетели, и По-2 сбили. Это в соседней дивизии.
(Забрал список вопросов – сам читает
список летчиков).
Костиков Федор Михайлович. Однажды он
приехал домой на танке разутый, раздетый, потому что когда прыгаешь с
самолета на скорости, такой динамический удар - все слетает с тебя, и ты –
«чистый». У меня ремень какой толстый был, да и он лопнул, и ничего не
осталось, шнуры от шлемофона, и все чистенько оборвало. Парашют открылся,
сам по себе от такого динамического удара.
Дробязко Василий Иванович, погиб при
штурмовке аэродрома. (06.05.1944 сбит, упал в Черное Море запись в
документах : "Выпрыгнул с парашютом, приземлился в море, утонул" Имел 5
сбитых).
Заяц Николай Семенович (Филиппович?) —
этот в 43-м году потерял жизнь. Не знаю, куда летал, но его сбили.
(29.09.1943 года не вернулся с боевого задания. Сбил 6 самолетов противника).
Кошман Яков Иванович — при штурмовке
погиб, мыс Херсонес, должен был атаковать артиллерию зенитную, он как шел
вот так (показывает), и все … Его сбили. (24.04.1944 при штурмовке
Херсонесского маяка погиб, имея на личном счету 11 сбитых самолетов).
Сдобников Александр (Алексей?) Васильевич
не вернулся из боевого вылета, в 44-м попал в плен. (07.05.1944 попал в плен
в районе Херсонес. Имел на счету 10 побед. Вернулся после войны). Я
Сдобникова хорошо знаю.
Соколов Александр Семенович не вернулся
14.04.1944 года. (14.4.44 НБЗ из района Крыма на Як-9. Имел 7 сбитых на
счету). С Андрющенко летал он.
Удалось дожить до конца войны: Никишин
Александр Иванович, Филиппов Михаил. Никишина, я его сейчас плохо помню. А
Филиппова — это был только у нас, он живет… был в Москве. А сейчас умер,
наверное, ему лет-то много, он, наверное, года с пятнадцатого.
Швейде, его на Кубани подбили, был ранен,
но прилетел. Григорий Борисович ушел летать в транспортную авиацию, на
Дугласы.
Дыдыгин Михаил Илларионович, уже не живет
– нету его. Его семья в Ростове-на-Дону …
А это командир эскадрильи. Косенко Иван
Тихонович — это мой непосредственный командир. Я в его эскадрилье был. В
мирное время был замом, а потом командиром эскадрильи. Он, дело такое…
Поддавал хорошо. Где жил, сейчас не скажу. Он с женой поскандалил, ушел из
дому, напился пьяный, уснул на улице и замерз до смерти. Это точные данные.
Кузнецов Виктор (Иван?) Григорьевич —
этого человека Маковский притащил из-за «границы». Они ходили на прикрытие,
у него сдал самолет, Маковский рядом с ним сел, забрал его с собой и привез
на свой аэродром, Про это, наверное, у Вас уже есть.
Это - Разин Борис Дмитриевич, он в Риге.
Последняя встреча была четыре года назад, он был на встрече…
Серденков Иван Филиппович — это тоже
командир эскадрильи, живет в Минске.
(Читает) «Не знаете ли Вы почему
Кузнецов Иван Григорьевич: 28+7; и Серденков Иван Филиппович: 18+1, не
получили звание Героев Советского Союза?» и еще «Были ли на это объективные
причины?»
Строптивые характеры, любили погулять, и
нелады с начальством. Это знаете что - не мне судить, почему им не дали
Героя. Кузнецов Иван Григорьевич с Костиковым летали вместе на Як-3. Ну и
что: сбивать то сбивали, а отдачи нет. Кузнецов был такой невыдержанный.… А
потом куда делся — это неизвестно…
— Погибал ли кто-нибудь из летчиков у
Вас на глазах?
Редко кто видел, что убили летчика. Просто
пропал и все… Атаки были стремительные.
Сержант Кулаков. Это я не знаю, нет.
Командир АЭ капитан Шепель… Вылетов 5-7
сделал. Они штурмовали аэродром…. Я в этом бою не участвовал. Савицкий водил
группу.
Васильев,… Васильев, он тоже погиб на
Кубани, Блинов Валентин, Крюков, Ожегов, Савин Матвей. Про этого человека я
ничего не скажу. А это — сержанты: Блинов, да, Крюков, Ожегов, Жичин…
Супруненко — это командир звена. Про этого
разговоров много было у нас. Он на Кубани вроде бы перелетел и отдал немцам
самолет. Но это неверно. И на Кубани была памятная доска - «Кто не вернулся
с задания» - и он там написан. (Супруненко Евгений Владимирович, по
официальным данным 26.05.1943 погиб в воздушном бою с истребителями
противника в районе Молдованская. Имел на счету 1 сбитый самолет противника.
По другим данным перелетел к немцам).
…Белячков Дмитрий — я ничего не скажу.
Жичин Иван — это с нашей эскадрильи.
Сигарев Бенедикт похоронен на Кубани, в
Братской могиле… Он погиб так: хотел бомбардировщика посадить. А его стрелок
из бомбардировщика убил, он на нашей территории упал. И видели это с КП
полка… (Сигарев Венедикт Петрович, 29.05.1943 года, Р-н Киевская. Парашют
зацепился за сбитый ИА с-т. Имел 8 побед). Смирнов Алексей…А это даже я себе
представить не могу кто это.
Когда на Кубань прилетели в Титаровку мы фотографировались, были фотографии.
А потом, когда меня сбили, все было потеряно.
(Читает )«В середине апреля 43-го года
при перелете на Кубань, аэродром Клиновец, полк попал под удар немецких
самолетов Ме-110. Погиб командир эскадрильи Андреев.»
Я тогда с прикрытия пришел, прикрывал их.
Только сели, зарулил, Михаил Дмитриевич самолет стал готовить, заряжать, и я
с парашютом спал на крыле. Вдруг удар - бомба взорвалась и меня осколком…
Вот сюда попало - с левой половины груди кожу порвало, касательно пролетел и
в стенку кабины попал и там остался…
— Налетели внезапно? Не предупреждали о
появлении противника?
Ну, а кто? У нас, что было кому, что ли? У
нас постов наблюдения не было. У нас даже станции наведения на фронте не
было. Это по решению Покрышкина впервые на Кубани ввели.
— При перелете с тыла на фронт летали
лидеры Пе-2? Летели поэскадрильно, или одиночно?
А это я не знаю. Впереди нас самолет был.
В связи с этим расскажу один эпизод. Когда гнали самолеты из-под
Ростова-на-Дону по ошибке сели на аэродром противника. Пара самолетов село,
командир эскадрильи и летчик. Ну, когда командир эскадрильи понял это, он
летчика застрелил и сам застрелился. А потом немецкие летчики, хоронили их с
почестями. Их похоронили, да, памятник поставили…
Так это нам рассказывали - нужно было летному составу показать, как надо
героем быть. Интересно, но нигде это не написано. Это нам докладывал
командир полка…
А что действительно было? Чего только в жизни не бывает…
К вопросу о скоротечности воздушного боя. Покрышкин, летал он на «кобрах».
Он сам-то из техников. Он «этажерку» придумал: (показывает) вот ударная
группа, вот идет одна на другую, вот так, на высоте метров триста-четыреста
выше, а это ударная группа. Эта бьет или по бомбардировщику или по
истребителю, а эта верхняя часть, - они уже подчищали. Были самолеты
пристрелены на двести метров, а он решил, что это рано, и на сто метров
пристрелял. И управление стрельбой на одну кнопку. Соединили и пушку, и
пулемет вместе.
— А до этого разные были?
Ты понимаешь, в чем дело? Было вот как.
Вот ручка, здесь кнопка была, под указательным пальцем — это был «пулемет»,
а сверху вот так вот под большой палец – пушка стреляла. И вот перешли на
одну, на этом месте вот… На указательном…
Раньше было как - руку перетаскивать, а тут перетаскивать руку не надо,
нажал и сразу два – пушка и пулемет вместе стреляют. Покрышкин - он молодец.
Он сбил пятьдесят с лишним самолетов. И каждый раз, когда собьет, информация
была, что Покрышкин сбил вот тут такой самолет… С Покрышкиным были еще
братья Глинки. Мы все на фронте были вместе. Но я их не видел никогда, ни
братьев, ни Покрышкина, никого. А воевали мы вместе.
— В одном небе летали?
Нет - все расписано. Командующий-то не
будет посылать: «Давай, давай, давай!» Первая группа пришла, вторая группа
приходит. И так постепенно, постепенно прикрытия велись.
— У меня вопрос возник такой. Вы,
описываете, что немцы наших хоронили с почестями?
Как?
— Вы сами говорили, что немцы наших с
почестями хоронили. А вот Вы не помните, что если сбивали немцев, то вот
наши как к ним относились?
Ну и что сбиваешь немцев? Ну, его забирали
и все.
— А если там нашли погибшего летчика
немецкого? Просто в яму?
Знаешь что? Где кому положено, тот там и
лежит. Нету жалости.… Летчиков, сколько погибло. Я был единственный человек,
который на парашюте спустился… Да и еще Костиков Федор Михалыч в Крыму.
Остальные …
Когда собьют …. ударишься о землю, и что будет, кого там искать-то…
Самолет-то вот в такие кусочки…
А вот Глушкова? У вас в списке нигде нету…
Глушков летал с Сигаревым, мы прилетели на аэродром, под бомбежку попали в
котором. Мы сначала прилетали под… На другой аэродром, а потом дали команду
на Кубань, да. И в результате чего он полетел, с Сигаревым, тот резко
повернул самолет, а этот был с левой, с внутренней, стороны. Он свернулся в
штопор, в болото упал. Это я видел, когда это дело было. Ну, Шепель сел на
По-2, посмотрел что там, ну рассказал. Там самолет, вот только хвоста
кусочек, только кусочек хвоста нашел он в этом болоте. И все. И там никому
он не нужен. Я не знаю, откопали, не откопали, кто знает все. (Глушков
Арсений Дмитриевич 12.04.43 катастрофа самолета Як-7б №4205. аэродром Старый
Оскол. На малой высоте стараясь удержаться с строю, сорвался в штопор не
удержав самолет. – В.А.).
- А где это произошло?
А вот где нас бомбили. Ну, никак не
вспомнить…
— Но вот, тем не менее, до сих пор
ребята ищут. Находят самолеты, там останки летчиков, перезахоранивают.
Месяц тому назад, у нас нашли.… Здесь в
болоте откопали летчика Ила. Сидит он, орден Великой Отечественной Войны…
Показали по телевизору: Раскопали, вытащили самолет целый…. Памятник в селе
будет как память о войне. …
— А Вам Савицкий как летчик как?
Встречался я с генералом Савицким.
Савицкий сам высокий, стройный. Летал он на Як-3. Он сбил двадцать два
самолета… Под Берлином организовал аэродром на автостраде. Он всех летчиков
пофамильно знал. Получил дважды Героя Советского Союза.
Савицкого мы знали как своего отца. Он очень часто бывал в полку. Он
прилетит, сядет, какие-то указания даст. А мы все, когда он прилетит
«генерал прилетел!» - ну что ты, и нам всем надо же посмотреть… Он генералом
стал уже, наверное, в 44-м году. А потом стал командовать большой группой, а
потом командующим был Вооруженными силами ВВС (ПВО! – В.А.). Летал на парад…
Он всех нас помнит. Когда приходишь, докладываешь: «Такой-то, такой-то…» А
он: «О! Жив, здоров! Спасибо что прибыл!»
Так что вот какой был человек. Да. Ну, выступал он перед нами, рассказывал
про свою дочку, как она вылетала в первый полет была. Ну а потом она слетала
куда? В космос! Она посылает поздравления мне, как летчику, все благодарит
меня, что я еще живой…
— Вы на земле с немецкими пленными
летчиками встречались?
Нет.
— Вам сообщали, какие подразделения
немцев, какие-то известные имена?
Никто ничего не сообщал. Кто будет тебе
сообщать?
— С румынскими летчиками не
сталкивались?
Нет. Вот с французскими встречались. Мы
стояли вместе. Они летчики, как летчики и все. Встречались и в штабе…
— На брюхо садились?
Нет. Я на брюхо не садился. Я…
в этом… Днепродзержинске перевернулся. Я был старший летчик… Старый
летчик… Мне надо было привезти летчика. И садился когда, посмотрел все как
следует, прошел - прошел вроде нормально. Сел… и в конце посадки —
перевернулся. Перевернулся и все. Этот летчик потом улетел, а меня оставили.
И мне пришлось добираться — поездом, автомашиной, чем попало.
— Вы помните, как у Вас самолеты
камуфлировались? Как красили?
Все они в один цвет были окрашены. Как
тебе сказать? Вон тот стул. Темно-зеленый.
— Зимой в белый перекрашивали?
Никто не перекрашивал. Когда это
перекрашивать-то? Там вылетов двадцать сделано, тридцать и самолеты угоняли.
Все время новые самолеты.
— Тактические номера не помните, какие
были? На борту номера?
Ну, у меня был тридцать восьмой номер. Всю
войну. А потом уже знаете, когда началась эта переворуха — разные самолеты,
да вот.
— У комэсков какие-то отличительные
полосы там были?
Ничего не было, все одинаковые самолеты
были.
— После башкирских самолетов, еще
какие-то дарственные самолеты были?
Кочетову — Герою Советского Союза
подарили. Тот, кто подарил ему самолет, баранов выращивал, продал их и купил
самолет.
— Вы не помните, звездочки рисовали по
сбитым?
Никто ничего не рисовал. Не рисовали мы. У
нас ничего не было. Ничего не было. Как был самолет чистый, так и оставался
чистый.
— То есть ни зверья никто не рисовал?
Ничего не было. Ничего не было. Самолет
как пришел с завода — накрашены вот это были — кок, хвост и все это было,
что бы отличать какого полка. Вот у нас был корпус, да, 278-й Сибирской
Сталинской дивизии, она в синий цвет. А 263-я (265-я иад? – В.А.) — в
красный цвет. Да, и с правой и с левой стороны были… этот… трафарет
нарисован и все. И вот все это только отличие и было.
— Что Вы можете сказать о полке?
О полку? Только положительно могу сказать.
Летчики друг друга не бросали. А летали: группой приходили и группой
уходили.
— Так. С кем дружили в полку?
Вы знаете, там не разберешься, все друзья
были. Отношения как братья…
— Прозвища какие-нибудь у кого-нибудь
были?
Не было. Этого я не помню.
— Смешные случаи какие-нибудь помните?
И поподробней, если можно?
Да ведь, там вообще все смешно было. Все
смешно. Подробности, - что ни день, так летчика нету. Хоть смейся, хоть
плачь. Хоть что делай. Ну, нету, нету! Улетел и все! Может, вернется…
— С соседями по дивизии общались?
Опытом обменивались?
Опытом не обменивались. Это командование
обменивалось. Командир эскадрильи, командир полка, комиссар. Им докладывали,
где какие… все А они уже нам докладывать, вот было принято такое решение…
А нас-то летчиков, сержантов, младших лейтенантов, что возить, что ли
куда?
— С союзниками в воздухе встречались? С
американцами, англичанами?
Не встречались.
— А вообще, отношение какое было к
союзникам? К 2-му фронту?
Да никаких… Об этом и не думали. Ничего не
было известно. Был я молодой. Нас же никуда не приглашали. Приедет командир
докладывает так и так, и все. И на этом дело с концом.
— Отношение с местным населением, какие
были? С поляками? С немцами? Ну такой вражды к мирному населению не было?
А какие же у нас отношения были? Мы с ними
никакого отношения не имели. Летали, и некогда было приглядываться. Вот
когда были в Германии, то были нормальные отношения. Немцы у нас работали.
Весь обслуживающий персонал был немецкий, уборщики, парикмахеры были, потом
были продавцы-немцы. Ну, они «пообтерлись» и по-русски заговорили. Ничего
враждебного к ним никто и нигде не проявлял. Ничего не было. И нас не
трогали, никто.
— Политработники у Вас нормальные были?
В какой форме политическую работу вели?
Нормальные… Летчики же они бывшие были. Да
какая там политическая работа… Да я даже представить не могу, для чего они
были. Солдатами не занимались. Летчики спали где? Под крылом у самолета,
когда тепло, в чехле. А когда домики были…. Я вот когда приехал, то на столе
спал, мне не было места. В эскадрилье двенадцать человек, все занято, и мне
места нет. Матрас на стол, да и спишь себе.
— Особист был? Или как его - «СМЕРШ»?.
А он везде был. А кто его знает, чем
занимался. Он для нас значения не имел никакого.
— Вам известны случаи уклонения от боя
со стороны наших летчиков?
Я не понял вопроса…У нас не было, такого,
чтобы пришел командир полка и сказал: «Вот такой-то, такой дрянной человек
уклонился». Не было. Ну, как Вам сказать - Все, все были настроены на бой.
— Вознаграждение за сбитые
выплачивались?
Выплачивали. Истребители — тысяча рублей,
а за бомбардировщика — две.
— Вы когда-нибудь слышали о штрафных
летных частях? Штрафных эскадрильях, там полках?
Это слышали. Штрафники работали на И-16. Я
и в воздухе встречался с ними - они группой ходили. А кто там был, это я не
скажу. И как туда попадали - это сложный вопрос. Ведь если на самолет
посадить обиженного, он ведь улететь куда угодно может. Правда? То есть это
были преданные люди, хоть и штрафники. А за что его штрафником сделали, не
знаю.
- Вы не помните случаев, что бы наши
истребители своих сбивали? По ошибке там как-то?
Было. А как же - ошибки... Получили
английский самолет, а как он называется… – Спитфаер. Мы их никогда не
видели. Вели воздушный бой. Они сели на аэродром и стояли у нас целую
неделю. Мы смотрели на них, что бы в следующий раз не ошибиться… Ну как вам
сказать, на расстоянии двух километров самолет увидишь, а какой не
распознаешь, надо ближе…
— На каком крайнем типе самолетов Вы
летали? Вот последний вылет, на каком сделали?
А там написан последний вылет. Последний -
на Лавочкине летали. На «Лавочке».
….Когда война окончилась, мы были в столовой сидели, передали вечером
восьмого числа: «Кончилась война…» Сразу все вылетели из столовой, у каждого
пистолет был. И стали стрелять.
А праздновать стали девятого.
НУ, ПОТОМ КОНЧИЛАСЬ ВОЙНА…
1947 год, памятное фото.
— По какой причине ушли с летной
работы?
Я не уходил с летной работы. Я - по
состоянию здоровья.
— Вы, в каком звании и с какой
должности с полка ушли?
Я - командиром звена. Звание — старший
лейтенант.
До 49-го года служил в полку. Стали переходить на реактивную технику, и к
полетам допускали со зрением не ниже 0,9, а у меня похуже стало — 0,7. И
перевели меня летчиком-испытателем в Рамсдорф, на большую базу, где на
заводе ремонтировали самолеты и двигатели.
Побыл я там год. И задумался, что ж я делать буду дальше? На пасеку идти или
еще куда… Взялся за учебники. Была такая комиссия, как тебе сказать,
вступительная. Направили туда, и я сдал все экзамены. И должен был учиться в
Жуковской академии. Но приболел я и … Короче начальник академии направил
меня в город Ленинград, в академию Можайского. Отучился здесь шесть лет, и
после окончания академии был направлен в первый гвардейский полк в Рамсдорф.
Это в Венгрии. Там три с половиной года отработал инженером полка. Оттуда
старшим инженером и демобилизовался. Заболел я - сказали, что камни в
почках. Отлежал в Будапеште дней двадцать, боли были очень сильные. Я
написал раппорт и ушел. Моя армейская жизнь вся эта кончилась… Армии я отдал
двадцать девять лет. Я за время службы награжден шестью правительственными
наградами.
Наш корпус подчинялся непосредственно Ставке главнокомандующего Сталина. И я
являюсь ветераном 1-й воздушной армии, 4-й армии, 16-й…. Я ветеран этих всех
армий. Все значки есть…
Я и ветеран труда. Работал, когда
демобилизовался, на Северном заводе, а потом образовался институт. Я там
отработал двадцать пять лет. За три изобретения мне присвоили звание
«Изобретатель СССР». Был ведущим. Всегда на доске почета висел… но получал
мало - сто тридцать пять рублей, а ведущий должен получать сто семьдесят.
Ведь я вел тему. У меня было в подчинении четыре человека, которыми я
командовал. Все было хорошо. А потом приказ - год 82-й или 83-й, уж не
помню. Тех, которые старше всех — уволить, а оставшимся - тем же
коллективом, выполнять те же задания. Меня демобилизовали. Я работал долго,
меня ценили. Был я и председателем профкома, и секретарем партийной
организации института.
Занимаюсь чем? Дачей…. Дача в Пушкине, вот
туда ездили.
Я заболел в 2004-м… У меня болели ноги, потом пошли, как бы это сказать -
система болезней старческая. Стало болеть все. Я полтора года добивался для
того, что б сделали операцию. Никто не хотел. Эти полтора года так, никто ко
мне не подходил. Отлежишь пятнадцать-шестнадцать дней, и выпишут, потом
опять возьмут. Отлежал я, наверное, пять раз, так, вот. Желудок стал
твердый…. А потом в Военно-медицинской академии лежал, и мне сделали
операцию, разрезали живот, поставили кишечник в правильное положение - было
смещение двенадцатиперстной кишки. Я в результате болезни потерял тридцать
два килограмма. Теперь стала болеть голова, нет равновесия. Сейчас с палкой
хожу. Но дальше будет что… это всем известно, потому что уже 87-й год живу я
на этом белом свете.
В полку я остался один, больше никого нет,
все умерли. Все герои, все которые были, все они на тот свет ушли.… И мне
тоже пора. Моя жизнь кончилась, и я считаю, что уже я больше не поправлюсь.
— Может быть, что-то для молодых
скажите? Для нашего поколения?
А для поколения? Я выступал перед молодым
поколением. Прилетали, приходили летчики с Карельского перешейка, я
выступал. Сказал, что б учились хорошо летать, а будет война или не будет
война… Чтобы они росли в звании и все были здоровыми, так чтобы поддерживали
свое здоровье. Ну, что еще скажешь?
Я авиацию очень люблю до сих пор. Самолет
летит, и я его смотрю, и думаю, вот здоровья не стало, перестал летать. Вот
так жизнь складывается…. Все ребром … ребром...
9 июля 2006 года Иван Лукьянович Звягин,
последний из летчиков 43 ИАП 3 ИАК, участвовавших в боевых действиях во
время Великой Отечественной Войны скончался после тяжелой и продолжительной
болезни.
По данным штаба 3 ИАК
На 01.01.44 за Звягиным числилось – 30 боевых вылетов и 2 сбитых самолета.
На 15.05.45 за командиром звена лейтенантом Звягиным числилось – 100 боевых
вылетов, 3 лично и два в группе сбитых.
[интересно что итог отличается от записи в Летной книжке!]
