Интервью Владимира Анохина и Андрея Марченко

с Алексеем Алексеевичем Калюжным

Часть 2. Война в Корее

 

Литобработка: Игорь Жидов, Олег Корытов, Константин Чиркин
Комментарии Игоря Жидова и Игоря Сейдова
Набор текста: Светлана Спиридонова.

А.А.Калюжный

— Вашей рукой написано «17 июля 1947 года, вылет на самолете «Як-15». » Ваши впечатления о «Як-15»?

Тот же «Як-3», только двигатель реактивный. У него горючего хватало что-то минут на тридцать. В принципе приятный самолет был.

— Я про «Як-15» слышал, что хвостовое колесо практически после каждого полета приходилось менять, потому под фюзеляжем струя…

Нет, там был стальной костыль. Ведь резина сгорела бы сразу.
Через год мы получили «МиГ-9». («17 мая 1948 года вылет на «МиГ-9») Это был страшный самолет. На «МиГ-9» у нас в Кобрине много летчиков погибло. Первый настоящий реактивный самолет. Не переделка с поршневого на реактивный, а полностью новый реактивный истребитель. У него было два двигателя, носовое колесо. Мы чтобы освоить посадку на трехколесное шасси, сделали несколько посадок на Кобрах.
А еще в Кобрине мы летали на «У-2» ночью. И я освоил ночные полеты. Но на истребителях ночью, по-моему, мы не летали.
Были еще воздушные стрельбы по конусу на «Як-3». Мой ведомый Желтый Василий Леонтьевич мазал по ним. И кончил тем, что врезался в конус, и был вынужден выбрасываться с парашютом, при этом ударился об стабилизатор, и побил себе таз. Доставили его в Минск в госпиталь. Я к нему несколько раз летал на «У-2», а когда он выписался, я привез его, и он жил некоторое время у меня дома.
Когда мы готовились переходить на реактивные самолеты, его комиссия не допустила. Ее приговор был: «Только на поршневых». И тогда совершили обмен летчиками: его отправили в 9-й полк, а оттуда к нам взяли Оськина, который пришел к нам начальником ВСС полка. У него было несколько орденов, бился видать крепко.

— Но сбитых за ним не числится.

Нету?

— Нет. Вот список асов Кореи, тех, кто имел от пяти побед и больше. И если кто в Великой Отечественной войне имеет победы, это отмечено в примечаниях. Допустим, Калюжный Алексей Алексеевич, смотрим…

А что такое, два плюс ноль?

— Это Ваш счет в Великой Отечественной войне. А у Оськина в Великой Отечественной сбитых нет.

После «МиГ-9» был «МиГ-15». Вот это была классная машина. В Корее мы на нем воевали.

— Первый бой в Корее ваш полк принял, по-моему, 1 июня 1951 года, и воевал до февраля 1952 года. (18-й ГИАП прибыл в КНР 25-го марта 1951 г. на аэродром Мукден. 8-го мая 1951 г. 18-й ГИАП перебазировался на аэродром Аньдун и был временно придан 324-й ИАД. Первый боевой вылет лётчики 18-го ГИАП в небо Северной Кореи совершили уже 9-го мая 1951 г. 5-го июля 1951 г. 18-й ГИАП перебазировался на аэродром Мяогоу и соединился с двумя другими полками 303-й ИАД - И.С.)

До нас там 139-й полк был в командировке…

— Он был всего три месяца — с ноября 1950 года по февраль 1951 года.

Его у нас с дивизии забрали, а дали вместо него 17-й полк с Дальнего Востока. А те еще не летали на «МиГах». И мы их переучивали. 17-й — это у нас был самый слабый полк.

— Первая потеря в 139-м полку была 9 ноября 1950 года. Грачев Михаил Федорович.

Фамилию помню, но уже забыл, какой он был.

— Вторая потеря — 18 ноября 1950 года, Таршинов Аркадий Иванович. И больше потерь в этом полку нет. А сбили они, по-моему, двадцать три самолета. (Официально 139-му ГИАП засчитано 14 сбитых самолётов противника - И.С.)

Им повезло. Их оттуда направили в Выборг. Мы думали и нас так же — отвоюем, и нас на Запад переведут, а нас обратно на Дальний Восток. И до сих пор полк там.

— А как получилось, что 1 мая 1948 года Вы в параде участвовали над Красной площадью?

139-й полк послали, а с нашего полка одну нашу эскадрилью — первую. Пинчук был командир эскадрильи, вел второе звено, а я вел третье.

— А первую вел майор Кошель…

Майор Кошель это с Московского парадного расчета.
Мы тройками шли, колонны троек. Третье звено вел я. Ведомые Свинтицкий и Щукин.

— А где сидели перед парадом? В Кубинке?

Нет. Щелковское - Чкаловское. И так, и так называют. Мы целый месяц или больше там сидели, тренировались. И оттуда 1 мая 1948 года взлетели. Всю группу вел Василий Сталин.
А когда мы оттуда вернулись домой, и получили «МиГи».

— А потом в сентябре 1948 года вас из Кобрино перебросили, и вы почти два года находились в Ярославле, и дивизия и полк. Вас передали в ПВО?

Да. 523-й полк был в Костроме, наш 18-й полк был в Туношном, а третий полк, который тамошний нам дали…
Мы в систему ПВО Москвы вошли. Штаб дивизии находился в Ярославле, и там же один из полков ПВО, я номер его забыл, кажется 177-й, его в нашу дивизию вместо 139-го гвардейского ввели. А 139-й гвардейский из дивизии перевели в Среднюю Азию.

— 177-й это полк, в котором Талалихин воевал?

Да, да. В нем было несколько Героев. Они в ПВО Москвы отличались — таранил и сразу получал Героя.

— 6 мая 1950 года вылет на самолете «МиГ-15». «МиГ-15» Вы получили будучи в Туношном?

Да. Хороший самолет. А по сравнению с «МиГ-9», это просто класс. Причем «МиГ-15» со временем совершенствовался. Исходно у него не было бустеров, управление было тяжелое, особенно на больших скоростях. Тяга двигателя около две тысячи триста килограмм.

— Написано: «9 августа 1950 года начало полетов на Дальнем Востоке с аэродрома Воздвиженка». Получается, вы только получили, освоили «МиГ-15» и вас сразу перекинули на Дальний Восток?

Да. Мы эти самолеты разобрали в ящики, и по железной дороге всю дивизию на Дальний Восток, в Ворошилов-Уссурийский.

— Ну не всю дивизию. А 177-й? Или с Вами сначала тоже был?

С нами. Потом из дивизии его отозвали, а на его место местный 17-й.

— А что еще про «МиГ-15» можете рассказать?

Отличная машина была. А когда мы в Корею пришли, нам дали уже «МиГ-15бис», это еще лучше. Во-первых, на «МиГ-15бис» были бустера, то есть усилители. И управление можно было двумя пальчиками осуществлять. И двигатель более мощный — две тысячи семьсот килограмм. Вот на них, «МиГ-15бис», мы и воевали в Корее. Мы их получили в марте, по-моему.

— 3 апреля — начало тренировочных полетов в Мукдене, в Китае. А получили раньше, будем считать в марте месяце.

Я подзабыл. По-моему, мы их здесь получили. Потом разобрали, и в эшелон. А в Мукдене собрали и начали на них летать. Помню, что первый боевой вылет был 9 мая.

— «8 мая перелетели из Мукдена в Аньдун».

К Кожедубу. Там была дивизия из двух полков, уже потрепанных. Два полка — по штату это шестьдесят самолетов. А у них в полках осталось что-то по восемнадцать–двадцать самолетов. Они начали раньше воевать…

— У них первые потери в 176-м полку —3 апреля. Три самолета потеряно и один летчик погиб. А 196-м полку 324-й дивизии Кожедуба первая потеря 7 апреля, потерян самолет, но летчик катапультировался. Недавно читал воспоминания вашего однополчанина Сморчкова Александра Павловича. Он утверждает, что при больших перегрузках, порой в бою, бывало, что у «МиГ-15» пропадала тяга, то есть глох двигатель. Было такое?

Такого не помню. По-моему, это трепотня.

— Какой налет на «МиГ-15» был у Вас к первому боевому вылету?

У нас тогда была норма — общий налет семьдесят часов в год. И мы должны были эту норму выполнить, а командование должно было обеспечить нам такой налет. У кого чуть меньше, у кого чуть больше. Я как командир звена, летчиков на спарках вывозил, контролировал полет. У меня больше получалось. Но в среднем норма была семьдесят часов в год.

— Сравните «МиГ-15» и «Сейбра F-86»?

Сейчас может в памяти кое-что и не сохранилось… «МиГ-15» был намного легче, чуть ли не на тонну–полторы легче. Поэтому рекомендовалось вести бой с «Сейбрами» на вертикальном маневре. Я вверх мог дальше забираться, чем он. Если мы пошли вместе, то я постепенно ухожу, а он отстает. Вертикальный маневр на «МиГ-15» был лучше.
А на горизонтальном маневре мы были одинаковые. Какие преимущества были у «Сейбра»… Во-первых, у него были предкрылки, на критическом угле атаки предкрылки автоматически выходят, и самолет в штопор не срывается. Самолет устойчивый на крутых маневрах, на виражах. Во-вторых, у него эффективные воздушные тормоза. У нас были воздушные тормоза 0,4 м2 и находились они в самом хвосте, около самого хвоста. А на «Сейбрах» тормоза были по 1 м2 и находились в центре фюзеляжа. То есть эффективность была несравненная.
Вот я атакую его, а он тормознул, и я мог проскочить вперед него, и тогда он меня сбивает. И так было.
В-третьих, у «Сейбра» было еще после турбины дожигание. На небольшой период времени, допустим, две–три минуты он мог резко увеличить тягу.
Щукина в первый раз сбили благодаря наличию такого режима. Мы шли звеном: одна пара: я и Свинтицкий, и Щукин и его ведомый Акатов — вторая пара. И мы возвращались домой, у нас уже горючее было на исходе, только до аэродрома. И навстречу нам, слева, идет пара «Сейбров». Не на лобовых, а на встречных параллельных курсах. Я предупреждаю: «Пускай проходят, в бой вступать — нет горючего, успеть бы домой». И я иду спокойно, а Щукин поотстал, сзади идет парой. И эти «Сейбры» использовали свои преимущества: затормозили, резко развернулись, включили дожигание и догнали нас. Тогда мы про такие его качества еще не знали.
И, по-моему, это было семнадцатого июня…

— Щукин Лев Кириллович был сбит 17 июня.

Щукин не видел, когда «Сейбр» развернулся, и его ведомый не видел, а я впереди шел, и считал, что они уже прошли. Щукин рассказывал:
— Что-то застучало, это пули попадали — Я только обернулся назад, и в это время одна пуля прошибла мне щеку, нос, разворотила лицо…
Ему кровью залило лицо, и он катапультировался. Потом, наверное, месяц лечился, раны зашили, в санаторий в Дальний отвезли. А потом он до конца летал. Его в ноябре или в декабре второй раз сбили, и он второй раз катапультировался.

— 11 января 1952 года.

Я помню, что это было зимой. Про второй случай со Щукиным я позже узнал. Меня как раз резко повысили — с командира звена сразу в начальники ВСС дивизии. Такой большой скачок произошел благодаря тому, что я неплохо воевал, и провел очень много боев. Когда меня в дивизию перевели, он, по-моему, на мое место, командиром звена стал. Они атаковали «Тандерджетов Ф-84», и в тот момент, когда он сбивает этот «Тандерджет», «Сейбр» сзади его сбивает. Его ведомый прошляпил. Вот такие ведомые у нас были. Я, когда ведомым летал, никогда не ставил целью сбить. Для меня главным было — защитить ведущего. Ведомый Щукина вместо того, что бы прикрывать его от атаки «Сейбров», тоже пошел себе сбивать. А к Щукину сзади спокойно подошел «Сейбр» и сбил его. Мы не приветствовали летчиков, которые, в погоне за личным счетом, теряли своего напарника. (В этом бою Щукин никого не сбил - И.С.).

— А какие были еще, кроме перечисленных, преимущества у «Сейбров»?

Предкрылки, воздушные тормоза, дожигание… Еще прибор защиты хвоста — локатор, который на расстоянии полутора или двух километров засекает и летчик слышит звуковой сигнал, если у него на хвосте кто-нибудь появится.
Я все это подробно описывал. Мне поручили написать на основе нашего опыта боевой устав истребительной авиации. Я написал. Пошел в дивизию, в корпус, а потом где-то там растворился. И больше я его не видел. А много опыта в него было вложено.
И еще радиосвязь. У нас был четырехканальный РСУ-4, он не всегда надежно обеспечивал связь, а у них связь была, по-моему, восьмиканальная. Они связь имели между собой и с землей. У них связь работала надежнее.
И еще у них в парашюте была маленькая приводная станция. И если какой-то из их летчиков вынужден покинуть самолет, то у него автоматически включается приводная станция и вертолет выходит прямо на этого летчика… И спасает его… Американские вертолеты патрулировали вдоль берега.
Американские самолеты удирали только в сторону моря. Как что-то такое для американского летчика покажется сложным, опасным, он в сторону моря. А нам было нельзя туда. Потому что руководство боялось, что мы попадем в плен. Американцы там воевали под флагом ООН, а мы — как партизаны, на нелегальном положении. Поэтому мы и форму китайских добровольцев носили и позывные китайские…

— Кстати, заставляли корейский или китайский язык учить?

Язык не учили, но были позывные. Я помню: «Имбау», «Мембао» — это хлеб, по-моему. Я знал по-китайски несколько десятков слов, сейчас забыл.

— А бортовые номера, какого цвета были на самолетах, там в Корее? Не помните?

Красные или синие, не помню. Врать не хочу.

— В какой цвет были окрашены самолеты? Или «серебрянка» была?

Да. Потом под конец из Москвы прислали какие-то маскировочные краски. И мне поручили участвовать. Взлетали парой, у моего напарника, самолет покрашен защитной краской, а у меня — обычной. И мы ходили на разных высотах и сверху, снизу, сбоку. Я оценивал: новая краска лучше или хуже чем серебрянка. И таких полетов, я, наверно, десять или двадцать сделал.

— Вы тогда уже были начальником воздушно-стрелковой службы дивизии?

Да. Потом преобразовали эту должность в помощника командира дивизии по огневой и тактической подготовке. И когда я кончил академию, меня прислали сюда уже на эту должность.
Мне ужасно не повезло. Я прибыл сюда 2 января 1958 года, а в мае месяце я летал на отстрел оружия на предельной высоте подъема самолета— «на потолке». Все нормально, я выполнил задание, отстрелялся на потолке. Произвел посадку. Приехал в летную столовую. Официантка принесла обед, и тут я потерял зрение — ничего не вижу. Полная темнота… Я говорю:
— Братцы, что-то случилось, я не вижу.
Сразу врача вызвали, меня в 411-й в госпиталь отвезли, там хорошее глазное отделение было. И мне там в течение нескольких дней зрение восстановили. У меня был спазм. Спазм аккомодации называлась эта болезнь. Меня там вылечили. Кажется, лекарство называется атропин. Он расслабляет мышцы глаза. Зрение восстановили полностью. Но медкомиссия меня не допускала до полетов.

— И после этого, с лета 1958 года Вас с летной работы списали?

Списали. А я уже ожидал присвоения звания полковник. И должность — помощник командира дивизии, была полковничья. А летать не могу. А у меня: я, жена и два сына. А жили мы в коммунальной квартире, занимали вчетвером одну комнату шестнадцатиметровую.
Командир дивизии генерал Кирия Шалва Нестерович. Герой Советского Союза. Предложил мне должность начальника штаба 665-го полка.
Я говорю:
— Что Вы, я и на штабную работу — не представляю. Я же летчик…
— Дом сдали к 7 ноября 1958 года. Получай квартиру в этом доме.
Я долго сопротивлялся, а меня уговаривали, уговаривали. В конце концов, уговорили, и назначили меня начальником штаба 665-го полка.
А в этом полку последнее время было много катастроф, три катастрофы, или даже больше. И все начальство: командира полка, моего предшественника начальника штаба Собакина и замполита — все командование сняли. Командиром полка стал Великолух, он там был зам. командира полка. Начальника штаба Собакина куда-то в округ, я не знаю куда. Я его с тех пор не видел.
Ну проработал нормально, года два или три…

— Вернемся в Корею. Вы перечислили сильные стороны «Сейбра». А какие положительные качества, у «МиГ-15» кроме вертикального маневра были?

Я повторюсь: F-86 был гораздо тяжелее МиГа и более прочный, поэтому в случае опасности они уходили из-под атаки крутым пикированием на предельной скорости. Мы на МиГе этого сделать не могли, так как из такого пике не вышли бы. К тому же у «Сейбра» были предкрылки и он был более устойчив – не срывался в штопор – на критических углах атаки, плюс дожигание топлива за турбиной (форсаж), что давало ему возможность на короткое время, мгновенно, резко увеличить скорость. «Сейбр» имел очень эффективные воздушные тормоза (по 1 м.кв. по бокам фюзеляжа в его центральной части), а на МиГе такие тормоза составляли по 0,4 м.кв. в хвосте, что менее эффективно.
Но у «Мига» более мощное оружие — пушка «37» мм одна и две «23» мм. А у «Сейбра» было шесть пулеметов «12,7».
Когда «Сейбр» стрелял, создавалось впечатление, что кто-то разрывает кусок полотна – такой был звук.
Наш же залп в воздухе был ужасающим – от одного снаряда Н-37 разлетались огромные куски конструкции и самолёт противника – моментально выходил из строя.
Мне не везло в Корее. Сколько у меня было боев и почти все с «Сейбрами». Черт бы их забрал, проклятых! С «Сейбрами» драться не просто…

(Касательно боёв с «Сейбрами» Калюжный А.А. вспоминает такие детали: «Первый боевой вылет мы выполнили 9-го мая 1951 г. – это был вылет на боевое задание по вызову с КП дивизии на прикрытие ж.д.моста в районе г. Сиодзио от ударов авиации противника. Встречи с противником не было.
Первый воздушный бой с истребителями противника Ф-86 был у меня 28-го мая 1951 года, при выполнении аналогичного боевого задания. Тогда наша восьмёрка провела неравный воздушный бой с 20-24 истребителями Ф-86. Пришлось здорово покрутиться, чтоб не только кого-то сбить, но и самим выйти из боя целыми. Бой распался на пары. В частности я со своим ведомым лейтенантом Свинтицким дрались против двух четвёрок Ф-86. Этот бой закончился безрезультатно для обеих сторон. Первый бой был очень тяжёлый, но мы в ходе его, приобрели первый некоторый опыт. В последующих боях с «Сейбрами», этот опыт накапливался (17,18, 19 и 24 июня) и я, и мои товарищи, раскусили их сильные и слабые стороны «Сейбров» и могли в последующих боях использовать преимущество своих самолётов против «Сейбров».
И уже в шестом бою с «Сейбрами», который был у меня 7-го июля 1951г., мне удалось сбить одного «Сейбра». Точную картину этого боя, я уже не помню. Сколько там было этих боёв! – Взлетели мы тогда по вызову с КП дивизии на прикрытие железной дороги и мосты через реку Ялуцзян, на участке Аньдун – Ансю, от ударов авиации противника. Американцы выслали вперёд своих штурмовиков Ф-84, группу истребителей Ф-86, для того, чтобы нас связать боем и дать возможность Ф-84 отбомбились. – Нас было 8 экипажей из 1-й АЭ, «Сейбров» было, точно не помню сколько, но кажется штук 10-12. Мы их замысел поняли и в бой с «Сейбрами» вступил я звеном (4 экипажа), а командир 1-й АЭ капитан Мазнев А.Ф., четвёркой пошёл вниз на Ф-84, чтобы выполнить главную задачу. Так и вышло, - я дрался четвёркой с «Сейбрами» и в ходе боя с короткой дистанции (150-200 м) сбил одного из них. Мазнев звеном прогнал Ф-84, не дав им прицельно отбомбиться.
19.08.1951 г. мной был сбит второй Ф-86 при выполнении такого же задания, как и 7-го июля. А вот 13-го декабря 1951 г. в одном вылете мне удалось сбить уже двух «Сейбров». – Мы вылетали в составе всей дивизии, на перехват самолётов противника, также в районе Аньдун – Ансю. В этот день мы сделали 3 боевых вылета составом дивизии (но от дивизии осталось боеготовыми не более 40-45 экипажей, если не меньше). Видно мне в этом бою попались новенькие, ещё необстрелянные в боях пилоты Ф-86, Первая моя атака для них была внезапной. Атаковав пару сзади, сверху, со стороны солнца, я подошёл к немного отстаивавшегося ведомому на дистанцию где-то 150 м и огнём из трёх пушек не длинной, но где-то средней очередью, развалил этот «Сейбр» на куски. Затем перешёл в атаку на ведущего (идущего впереди). Он меня заметил и хватил свою машину вверх на левый боевой разворот. Сначала мы шли на равных, но стрелять было ещё рано – дистанция была примерно 400 – 500 м. Но вовремя второй половины вертикали, я начал заметно с ним сближаться и когда до него оставалось метров 200 -250, открыл огонь. Дал несколько длинных и средних очередей, - у «Сейбра» повалил чёрный дым, и полетели куски от самолёта. «Сейбр» перешёл в штопор и не выходя из него врезался в сопку. Пилот не катапультировался – видимо погиб в кабине». (из письма Калюжного А.А. – 27.03.1991 г. - И.С.).)

Американцы применяли «Сейбры» массово – по 30-40 самолётов сразу, мы же, в целях экономии сил, часто летали по 6-8, а иногда и по 4 самолёта. Редко, очень редко нас поднимали по 20-30-40 самолётов, причём такое происходило, когда с американской стороны шли 100-150-200 самолетов.
Американские лётчики имели противоперегрузочные костюмы, о чём мы вообще ничего не знали в то время. Вот что представлял собой «Сейбр» против МиГа.

— Все шесть сбитых Вами, это все «Сейбры»?

В Корее я одержал 7 личных побед: – 4 истребителя F-86; один – F-84; один – AD4L «Скайрейдер»; один – F-51. Последний по настоянию Л.Щукина засчитан нам как групповой, но я сбил его лично, что всегда подтвердит Лёша Свинтицкий, т.к. он в этом бою участвовал моим ведомым и всё видел.
Первый был «Мустанг F-51». Поршневой. А потом были «Сейбры». А последний был под Гинзаном (правильно - Хыннам - И.С.).
Вот Корейский полуостров. Тут Япония, тут Японское море, а тут Желтое. А тут город Гинзан (Хыннам). Тут тридцать восьмая параллель, южнее ее лисынмановцы с американскими вместе. А здесь американские корабли военные, крейсера, миноносцы, авианосцы… А тут наш аэродром Аньдун, а мы были в Мяугоу.

— Аньдун это территория Китая. Вы ведь сидели на территории Китая?

И Мяугоу тоже территория Китая. В Корее нам приготовили несколько аэродромов. Мы туда должны были пересесть. Американцы хитрые, они все время вели разведку, и давали строить. И когда аэродромы были готовы, они в одну ночь их разбомбили, вывели из строя взлетные полосы. Если бы мы сели туда, то нас американцы разбомбили бы. Поэтому в Аньдуне дивизия Кожедуба стояла, а в Мяугоу, километров пятнадцать, еще в сторону Китая, был наш аэродром, где мы стояли, все три полка.

— Получается, вы в Аньдун перелетели 8-го мая 1951г?

Да. А тот аэродром в Мяугоу еще строился. И, наверное, месяца два или три китайцы достраивали этот аэродром.

— То есть, Вы сначала два или три месяца были в Аньдуне и вместе с Кожедубовской дивизией с одного аэродрома летали?

Да. С одного аэродрома. И Кожедуб нами командовал. А командир нашей дивизии Лобов был этим недоволен, и как только аэродром в Мяугоу сделали, наш полк туда перебрался…

— Лобов потом стал командиром корпуса? А вместо него Куманичкин комдивом стал, так?

Да. Когда в Корею ехали, командир дивизии был Лобов. А Куманичкин был его заместителем. А потом Лобова перевели командиром 64-го корпуса. А Куманичкин стал командиром дивизии.
Тогда я был в звании капитана, и произошло событие, о котором хочу рассказать. В одном из боев летчика 523-го полка лейтенанта Москвичева сбили в районе Ансю. У него оторвало или разбило левую руку. Он катапультировался, его подобрали. У него была огромная потеря крови, и надо было ему срочно переливание крови.

— Вот запись: «2 октября 1951 года сбит Москвичев, летчик катапультировался. А инициалов нет, Вы его не помните? (Ст. лейтенант Москвичёв Сергей Захарович – лётчик 523-го ИАП - И.С.)

Я их и не знал…
Там, где его подобрали, был лишь полевой госпиталь. И нам передали, что там нужной группы крови нет. А у нас здесь, в Аньдуне был большой госпиталь, там все было. Кровь нужно было срочно доставить. Если бы на машине везти, то Москвичев умер бы, не дождавшись. Надо было на самолете. Меня вызывает командир дивизии и говорит:
— Товарищ Калюжный, Вы сможете доставить туда парашютиста.
— А почему нет, смогу.
— Готовьте самолет «Як-11» поршневой.
Это самолет был учебный, двухместный.
— С Вами полетит начальник ПДС (парашютно-десантной службы) корпуса полковник Свобода. Ему в госпитале дадут флягу с кровью, Вы его отвезете туда. Там будет выложен белый крест, из белых полотнищ и Вы на крест его сбросите. Для безопасности мы Вам дадим в сопровождение четверку истребителей — Антонов Вас будет прикрывать.
И мы со Свободой полетели. И тут нам передают, что американцы перехватили радиопереговоры, знают куда я лечу, и хотят сбить. А Антонов, которому поручили меня прикрыть, буквально на первых минутах меня потерял. И я полетел без прикрытия, и пошел почти на бреющем полете. Там местность бугристая, и я между сопками, чтобы никакая американская радиолокационная станция меня не видела. Я ориентировался безукоризненно. А нужно было по всем этим путаницам выйти на крест, а это далеко было — километров сто пятьдесят–двести от границы, от реки Ялуцзян. Короче говоря, я нашел этот крест, поднялся на высоту метров шестьсот, чтобы Свобода успел парашют раскрыть. Он выпрыгнул, раскрыл парашют. Я сделал пару кругов, убедился, что он приземлился около этого белого креста, рядом с госпиталем. Ну, думаю, слава Богу, эту часть задания выполнил, теперь надо домой долететь. Пока я долетел домой, уже темнеть начало. Но я летал и днем и ночью, и нормально произвел посадку. Меня командир дивизии Куманичкин поблагодарил и говорит:
— Мы хотим Вас наградить.
— А орденов у меня полно.
В Корее я был отмечен орденами «Красной звезды» и «Красного Знамени»
— Ну не орден, так мы звание дадим очередное.
И действительно, через несколько недель пришел приказ…

— Получается, что в полку в Корее Вы недолго были. Где-то в сентябре Вас уже перевели в дивизию начальником ВСС. И за это короткое время в полку Вы шесть побед одержали?

Нет, в полку три. А остальные в дивизии. (В составе 18-го ГИАП ст. л-нт Калюжный одержал 2 личных и 1 групповую победу. Будучи уже в составе управления 303-й ИАД одержал ещё 4 личные победы И.С.) Я же летал все время, то со своим полком, то с 523-м полком. (Налёт в Корее – 105 часов; боевых вылетов – 120; воздушных боёв – 40.) В 523-м полку командиром был Оськин. Мы были в хороших отношениях. Он Ленчиком меня звал.
— Ленчик, давай, я посижу, а ты своди полк.
И я 523-й полк в бой водил. Короче, я, будучи начальником в ВСС, много на боевые задания летал.
У меня и штабной работы было очень много. Надо было оперативно составлять описание всех боев. Сегодня состоялся бой, с полков подают сведения, а ночью я сижу, составляю описания. Потом машинистка печатала, а старшина-сверхсрочник, фамилия, кажется, Пелевин, рисовал схемы боев. Я набросаю, а он красиво нарисует. А утром результат надо было представлять в штаб дивизии, а он — в штаб корпуса. А дальше я не знаю, куда.

— У Вас свой самолет был?

В управлении дивизии было, по-моему, два или три самолета. Один у командира дивизии. Только у командира дивизии был свой самолет, на котором он летал. Но он редко летал. На втором летали по очереди: я — начальник ВСС, штурман и летчик-инспектор. До меня начальником ВСС был подполковник Кривохиж, его куда-то спровадили. На его место меня назначили. На место штурмана, вместо Василия Серегина, Героя Советского Союза, назначили Артемченко, командира эскадрильи с 17-го полка. А инспектором был Володя Проваторов, он потом погиб под Смоленском. Он летал хорошо, но у него вдруг очень резко выросло кровяное давление и его не допустили к полетам, отправили в Союз, и вместо него стал Виктор Павлович Попов, зам. командира эскадрильи. Какого полка не помню (523-го ИАП - И.С.).

— То есть, уйдя из полка, Вы лишились самолета — он в полку остался… На нем был номер 42?

Когда я оказался в дивизии, я иногда летал и на самолете 17-го полка, с летчиками 17-го полка. Я брал часто ведомым себе, или Свинтицкого или Астаповского. Толя Астаповский был ведомым у Щукина.

— Как Вы первого «Мустанга» сбили?

Это я хорошо помню. Щукин опротестовал, и его записали как групповая победа, хотя его сбил я.
Мы в паре со Свинтицким возвращались домой. А Щукин, Мазнев, Щукин, где-то в другом месте были. Я вижу: «Мустанг» жмет на малой высоте в сторону моря, до него километра два. Я за ним пристраиваюсь, скорость у меня больше, подошел метров на двести, и по нему долбанул, а он идет, жмет на полных газах к морю. Вот уже береговая черта видна. Я еще ближе подошел, еще добавил. Он пошел вниз, и прямо в береговую черту врезался. Я не видел, чтобы летчик выпрыгивал. Видно был убит в кабине.
Я прихожу домой, и докладываю командиру полка. Тогда я еще в полку был. А Щукин вмешивается в разговор:
— Это я его сбил. Там не было больше «Мустанга», только один был, я его и сбил.
Я говорю:
— Так я же сбил, и мой ведомый видел, как я сбил. Я его до самой земли сопровождал. Покажи, — говорю — где упал твой самолет?
— Я, — говорит, — не видел, где он упал.
Вот такой спор у нас получился, а командир полка:
— Тогда я запишу его вам групповой, на обоих.
Щукин тогда повел себя очень нехорошо.

(В этот день в 13ч.05м. во время полкового вылета на перехват самолётов противника 1-я АЭ 18-го ГИАП в составе 8 машин, которую возглавлял капитан Мазнев А.Ф., обнаружила на малой высоте шестёрку поршневых штурмовиков Ф-51. Звено капитана Мазнева осталось сверху прикрывать, а звено капитана Калюжного А.А. атаковало «мустангов», которые шла на высоте 600-800 м. Ведущему второй пары старшему лейтенанту Щукину Л.К. с первой же атаки, правда, с резким доворотом влево удалось выйти на дистанцию 80м. в хвост одному из «мустангов» и короткой очередью сбить ведущего второй пары и тот врезался в землю. Оставшиеся три Ф-51 прижались к земле и начали уходить. Местность была гористая, маневр ограничен. На преследование второй пары устремилась ведущая пара капитана Калюжного А.А., который, как противник не маневрировал, зашел одному «мустангу» в хвост и с дистанции в 300 м открыл огонь. После первой очереди «мустанг» задымил, а Калюжный продолжал снижаться, сблизился с Ф-51 до 150 м и дал по нему еще две очереди – «мустанг» резко клюнул носом и с небольшим углом пикирования плюхнулся в море недалеко от берега. Остальные «Мустанги» успели удрать в залив, и летчики эскадрильи вернулись в Мяогоу, одержав две победы – без своих потерь. – Американская сторона признаёт потерю одного своего «Мустанга» с №44-74614 из 18-й ИБАГ, лётчик которого погиб, а ещё один «Мустанг» потерянный в этот день, был из состава 2-й АЭ Южноафриканских ВВС, пилот которого попал в плен. (И.Сейдов «Красные дьяволы в небе Кореи» - стр.168))

— А кинофотопулеметы были у вас на «МиГах»?

Были, но в то время они часто заедали, или еще что-то такое… В тот полет не работали. Я не помню, в чем было дело.

— Как в Корее доказывали победы?

Нужно было подтверждение другого летчика. И еще: у физрука полка Гирмана был в распоряжении тягач «Додж 3/4». Летчик показывал район, где он сбил. Гирман ехал на своем Додже чтобы оттуда привести или подтверждение письменное, от того кто там есть. Но там китайцы, не просто взять подтверждение не зная языка. Или какую-то деталь от сбитого самолета,.

— Получается, что результаты киносъемки не считались подтверждением победы?

Если по изображению на пленке ясно, что произошло, то конечно.

— Можно десятки раз с одного и того же самолета привозить детали…

Подозрение такое бывало, и когда я стал начальником ВСС дивизии, мне командир дивизии Куманичкин поручил пройтись по полкам и проверить, что записано про сбитые, а что было на самом деле, проверить подтверждения. Дал мне в помощь зам. начштаба дивизии Кузнецова. Михаил Юрьевич Монинскую академию закончил, грамотный зам. начштаба. И мы с ним пошли по полкам проверять. И документы смотрели и пленки с фотокинопулемета. Я уже не помню, сколько точно, но, наверное, не меньше чем сорок самолетов мы сочли несбитыми. Составили соответствующий приказ. Некоторые летчики обижались. А что обижаться, когда у него нет доказательств.
Я про Корниенко уже рассказывал. Он считал, что раз он стрелял, то уже и сбил. И не только у Корниенко и у других такое было. А в меня сколько раз стреляли, но не сбили. Если я выкручивался, и не давал меня сбить, Так и американец может тоже…

— Вооружение у Вас было мощное, одна пушка 37 мм и две 23. Доводилось в бою видеть, как при попадании самолет в воздухе разваливался?

У меня было такое, когда я сбил палубный самолет с авианосца.

— А помните, как это было? Расскажите?

Захотелось долететь до другого берега Кореи, туда, где наши никогда не бывали. В районе порта Гинзан стояли американские авианосцы. Оттуда их палубные истребители-бомбардировщики летали. Там истребителей наших не было. И они там как на полигоне ходили, штурмовали, бомбили все, что найдут на земле. Всю Корею надо было пересечь, вот так по диагонали, чтобы долететь до Гинзана. Я взял и рассчитал: расстояние туда и обратно, и, допустим, на бой три–пять минут. И получилось, что я могу. Туда пойду на высоте десять тысяч, потому что на высоте расход горючего меньше. И обратно тоже на высоте. К расчетам подключился инженер дивизии Нестеров Андрей Захарович. Умнейший человек. Он недавно умер, ему было около ста лет, в Ленинграде жил. Весь штурманский график рассчитали полностью. Мне горючего хватит, если я не свяжусь на долгое время боем. Ведомым я взял Астаповского Толю. Я с Щукиным посоветовался, он сказал:
— Бери, хороший парень, держится хорошо.
И мы полетели... Уже вот он — Гинзан, берег моря, и я вижу — авианосцы стоят. Я снижаюсь и вижу: в правом пеленге восьмерка палубных истребителей-бомбардировщиков идет. Я снизился, подхожу, а Астаповский от меня сзади идет. Один из них чуть подотстал. Его я и выбрал. Подошел сзади, вплотную, метров на сто или на двести. Прицелился, как дал, и он прямо у меня на глазах взорвался. Я пленку привез, и там виден этот взрыв.
Это еще не все. Я сразу вверх, потому что мог проскочить их — скорость у меня большая скорость, я догонял. Я вверх, и Астаповский за мной. Потом, когда прилетели, он мне сказал, что тоже сбил самолет. Я это не видел, но я поверил, сбил, так сбил, Бог с тобой. Мы прилетели домой, на последних каплях горячего. У меня хватило горючего срулить, и двигатель встал.
Много позже я узнал, что Астаповский все же не сбил. Он тоже стрелял, и ему показалось, что он сбил. Приезжала сюда какая-то делегация, по-моему, американцы. Журналисты мой адрес узнали, и пришли ко мне. Попросили меня рассказать о боях в Корее. В разговоре я упомянул, что в тот вылет не только я палубный истребитель-бомбардировщик сбил, но еще и мой ведомый сбил. Они говорят:
— Вы там сбили только одного, а второй не был сбит.
От журналистов я узнал, что после нашего с Астаповским рейда, американцы несколько дней не летали. Ожидали появления русских истребителей.
Журналисты назвали и фамилию того летчика, которого я сбил. Я, где-то записал. Дали точное название его самолета, тип. Я у себя исправил название.

— А еще помните, кого сбили? «Сейбр» приходилось сбивать? Или «Тандерджет» — «F-84»?

Мне не везло именно на «Тандерджете». Я почти не встречался с ними, один или два раза только. А с «Сейбрами» без конца. Что не бой — то с «Сейбрами». Проклятые. С ними драться не так легко… (на счету Калюжного один сбитый Ф-84, записанный ему 20.09.1951 г. – подробностей этой победы Калюжный не помнит. Тогда он вылетал в составе 18-го ГИАП в группе капитана Антонова П.Н. Вылет состоялся в 8.49. В том вылете была обнаружена группа из 8 Ф-80 и по заявлению наших лётчиков они сбили четыре из них. Два сбил п/п-к Сморчков А.П. и по одному Ф-80 записали ст. л-ту Щукину Л.К. и капитану Калюжному А.А. Однако почему-то Калюжному записали что он сбил Ф-84? - И.С.)

— С «Крепостями» «Б-29» приходилось сталкиваться?

Мне не приходилось. У нас два раза были бои с крепостями, но я не участвовал в этих боях. Наверно я в это время что-то на земле делал.

— Стельмах Евгений Михайлович, 1 июня 1951 года, сбит, у меня записано, «Б-29». И он катапультировался. Погиб в плену, так получается?

Нет, его убили китайцы. Стельмах Женя, летчик третьей эскадрильи… Китайцев было очень много в Корее. Мао Цзэдун туда послал миллион солдат. Стельмах катапультировался, приземлился с парашютом, в районе, где были китайцы, неподалеку от кухни. Двое или трое солдат стали в него стрелять. Они думали, что он американец. Ну и что даже если американец, зачем его убивать? Он же на земле.
Он бежал, пытался укрыться от стрельбы в какой-то ямке. А они лупили и лупили, пока его не застрелили. Наши возмутились: наш летчик спасся, а его свои же убивают? Мао Цзэдун устроил показательный суд и этих солдат, что убили нашего летчика, тут же расстреляли. Ну, расстреляли, а летчика-то уже нет. Ему засчитали один сбитый «Б-29» и один подбитый. Посмертно Героя Советского Союза присвоили.

— Вы сбили какой-то «F-6F-5»? Он единственный среди прочих побед 18-го гвардейского полка записан.

Тогда в дивизии я был.

— Но летали Вы на самолете полка, и ведомый у Вас был с полка, и сбитый самолет пошел на счет полка.

«F-6 F-5» — это мы так написали тогда. По справочникам посмотрели. А когда у меня были американцы. У них и свои данные были, и те, которые они нашли в Подольском архиве… Вот и они мне сказали, как на самом деле называется тот самолет, который мы записали как «F-6F-5». И я в своих записях поправил. Они предупредили, что еще мне позвонят. И действительно из Киева позвонили:
— Вы — говорят, — сожалеете, что того летчика убили?
Я отвечаю:
— Здравствуйте, и что я буду сожалеть?
Это они у меня спрашивают, не жалею ли я? Он прилетел, чтобы убивать наших людей. Бомбит и штурмует. Я его, как говорится, снял, и теперь буду жалеть?
— Нет — я говорю — не жалею. Я поступил правильно.
Этот ответ им не понравился.

— Надо было задать вопрос, а их летчики сожалеют, что наших летчиков сбивали?

Я не стал с ними спорить.

— Противодействие наших истребителей привело к тому, что американцы отказались использовать «Летающие крепости» в дневных налетах. И в основном бои велись с «Сейбрами» и «Тандерджетами», иногда сталкивались с «Шутинг Старами»?

Это было до «Тандерджетов». Когда мы пришли, были «F-51». Потом пришли «Шутинг Стары» «F-80». Когда их начали колотить сильно, пришли «Тандерджеты».

— Их еще «Крест» называли.

Да, «F-84». «Кресты». Тогда «Сейбры» только появились. Их было не много. Может быть полсотни… Потом больше, и больше, больше и больше…

— 51-е истребительное крыло получило «Сейбры» в канун 1952 года. А первоначально в Корее на «Сейбрах» было только 4-е крыло.

Я этого не знал. Знал, что «Сейбров» становилось все больше и больше.

— В Корее звездочки на фюзеляже, обозначавшие победы, рисовали?

Я не хочу врать, я этого не помню.

— А бывало так, что американца сбивали, и он выбрасывался на территории Кореи? Вы видели их парашюты?

Мне не приходилось. Нам не показывали сбитых летчиков.
А вот как однажды американцы сбили много китайцев - видел. Я своими глазами видел — как будто парашютный десант сыпется. Это китайцы катапультировались. Пришла группа китайцев штук двадцать или тридцать. Американцы подошли и как начали их щелкать…

— В Корее не только американцы были, там же еще…

Были и австралийцы на «Метеорах» — «Глостер Метеор». У меня даже их парашют был.

— Был знаменитый бой в октябре или в ноябре 1951 года с эскадрильей австралийских «Метеоров». Из их эскадрильи, по-моему, только два или три самолета смогли уйти, всех остальных «Метеоров» посбивали в том бою. После этого они там не появлялись. (Это было 1.12.1951 г. – отличились лётчики 176-го ГИАП, которые записали на свой счёт 9 «Метеоров». – Лётчики 18-го ГИАП уничтожили 4 самолёта «Глостер-Метеор Мк.8» - двух записал на свой счёт Щукин Л.К. (29.08.51 г. и 24.10.51 г.) и двух записал на свой счёт Бабонин Н.А. (29.08.51 г. и 2.11.51 г.) - И.С.)

Их всех побили.

— Вы в этом бою участвовали?

Нет, я не участвовал. Щукин участвовал, Бабонин, Астаповский, остальных не помню. Я помню, что потом в эскадрилью привезли парашют. Его порезали на клинья и мне один кусок подарили. Потом, когда учился в академии, я купил машину «Победа» и внутри занавесочку сделал из этого шелка.
Я помню, что одним из первых налетов был налет «Метеоров». И они попались нашим истребителям.

— Это был не первый их вылет. Они действовали по шаблону. Тактика была такая: впереди шли американцы, а австралийцы на «Метеорах» всегда летели замыкающими. Постоянно один и тот же шаблон. Было понятно, как они опять будут действовать.
Для отражения налета Лобов поднял 17-й и 523-й полки, которые с американцами связались, а группа истребителей 18-го полка была в резерве. И когда этот резерв подняли, наши зашли в хвост этой колонны. Австралийцы не ждали этого и их «Метеоры» раздолбали.

Я уже не помню, не хочу врать.

— Как отбирали летчиков для спецкомандировки в Китай? Кого-то отсеяли?

В 18-м полку отсеяли только одного Васильева. Я уже говорил… А с других полков я не знаю. Васильева за его дурной язык, за болтливость оставили. Он был обижен сильно. Потом, когда я возвращался с Дальнего Востока в Москву, в Ярославле меня встретили, и с поезда сняли, увезли в полк, в Туношное, и я там рассказал про бои на современных самолетах. На встречу всех летчиков собрал командир... Это Васильев ему подсказал, что я еду с Кореи. Я там провел большую работу с летчиками, тогда все было свежо в памяти…
И потом я Гришу не забывал – его так грубо обидели, поэтому я всегда за него переживал и сочувствовал ему.
Впоследствии, когда я учился в Академии, в Монино, а Гриша служил на Севере под Мурманском, то, направляясь в отпуск на родину – в Волгоград – он всегда был моим гостем, и несколько дней его семья гостила в моей семье. И потом он часто ездил из Волгограда ко мне в гости в Одессу, а я ездил к нему в Волгоград, где мы с ним рыбачили на Волге. Сейчас его уже нет. Умер в январе 1996 года в Волгограде.

— Когда в Аньдуне сидели, с летчиками дивизии Кожедуба приходилось контактировать?

Нет, разные стоянки были. Про какие-то беседы, обмен опытом, я не помню. По-моему этого не было.

— Чем занимались в Китае в свободное от полетов время?

Проблемы, что делать в свободное время, не было — мы там хронически не высыпались. А думать о каком-то досуге, о спортивных мероприятиях…
Подъем в три часа утра…
Когда я из Китая вернулся домой, я несколько лет не мог спать после трех часов ночи. Если меня разбудить, то я уже не засну. Какой-то сдвиг произошел. Долго мучился…
В три часа подъем, и быстренько в столовую. Там на столе лежит, наломанный шоколад— берешь сколько хочешь. Запьешь чаем, и в машину. Дорога на аэродром — полчаса, потом примешь самолет, и под крылом устраиваешься. Если эскадрилья на дежурство заступает, то по кабинам сидим, готовность номер один. А другие под крылом на чехлах кемарят. Вот так.

— В Порт Артур не возили?

Только хоронить….
Когда мы вернулись на Дальний Восток, командующий армии проводил сборы руководящего состава на базе в Дальнем…

— Китайское название — Далянь.

Это теперь, а тогда — Дальний. После сборов мы попросили наше начальство, чтобы нас свозили в Порт-Артур на кладбище, где похоронены наши летчики. Да и не летчики, а гробы с надписями. Нечего в гроб было класть… Для порядка камней наложат, и фамилию напишут.
В Порт-Артуре на кладбище я пошел по рядам могилок летчиков. Громадное кладбище! Там столько похоронено наших — тысячи. Не только летчики, военные разных специальностей, и пехотинцы, и моряки …
Смотрю — Свичкарь Алексей Павлович, а это мой бывший ведомый, еще в Кобрино. Он тогда уехал куда-то в Баку, а потом Бакинская дивизия после нас в Китай попала…

— 216-я, бывшая 282-я Гомельская...

Я номер не помню, я помню, что он в Баку ушел, а могилку свою нашел в Порт Артуре…

— Свичкарь Алексей Павлович погиб 9 октября 1952 года, старший лейтенант, 878-й истребительный авиационный полк, 216-й истребительной авиационной дивизии, Гомельская Краснознаменная бывшая 282-я…

9 октября 1952 года… Мы уехали оттуда в начале 1952 года, а он значит в октябре.

— 216-я дивизия прибыла в Китай в конце июля. И потери пошли с начала августа. Он был вашим ведомым…

В конце Великой Отечественной войны. Когда он пришел, мы в Литве стояли. Хороший летчик был. У него была одна нехорошая привычка — он ведущего бросал. Потом его перевели в другой полк…

— Какова Ваша оценка американцев, как летчиков?

Очень сильные противники. Хорошие летчики. Мы завидовали им, когда узнали, что у них норма налетов, около пятисот часов в год, это когда у нас была — семьдесят. Представляете, какой у них летный опыт?

— Вам и с немцами, и с американцами довелось воевать? Кто более сильный противник?

Немцы на поршневых летали, это другое дело. Тогда мы ходили на скоростях до пятьсот. А когда мы прибыли в Мукден, нам сказали, что по опыту боев, ходить нужно на скорости девятьсот. И начали гонять… На скорости девятьсот — звеном, эскадрильей… Ходили на таких колоссальных скоростях.

— А до этого ходили на меньших скоростях?

Меньше — шестьсот, шестьсот пятьдесят?
И уже в Мукдене пришлось осваивать высокоскоростной режим. Наверно, кто-то от Кожедуба рекомендации передал, потому что кожедубовцы уже повоевали, а мы только пришли в Мукден.

— Были у американцев какие-то особенности ведения боя?

По-разному бывало, но в большинстве случаев, приходилось начинать бой при их численном преимуществе. Допустим я в паре, их — восьмерка. Я звеном — их два десятка. Всегда их было больше. И, как правило, раз их больше, то они нас первые атакуют…
Как-то я был в Минске, в гостях у моего ведомого Свинтицкого, сели, выпили по рюмочке, а он мне говорит:
— Большое тебе спасибо, ты меня спас — научил летать, иначе меня бы там сбили бы.
Я умел закручивать так, что «Сейбры», не могли в меня попасть. Меня атакует, а попасть не может, я не даю. А потом, в конце концов, в ходе круговерти уже я начинаю его гонять. Был опыт Отечественной войны. Конечно, разница чувствовалась, но опыт играл свою роль.

— Когда Вы были в Корее, психологическое состояние отличалось от времен Великой Отечественной войны? Тогда Вы ясно понимали с кем и за что воюете, а в Китае какие чувства были?

Мы отстаивали честь своей страны. Мы там должны были остановить агрессоров-американцев…

— А не возникало ли у кого-нибудь мысли о том, что он может, не за свою страну воюя, погибнуть?

Может быть, у кого-то такая мысль и была, но вслух не высказывали. Но были такие, кто просто не хотели воевать. Видит, что нам крепко достается от американцев, и начали уклоняться от боя, филонить, как говорится.
Тот же самый Мазнев, его к нам прислали командиром эскадрильи. Я, например, командир звена был, я три года Отечественной прошел, сколько боев провел. А у него — ничего, и такого прислали мной командовать. Конечно, это было досадно, неприятно. Но так решал командир дивизии …

— Мазнев себя чем-то в Корее проявил?

Нет. И я не любил с ним летать, хотя он был мой командир эскадрильи, у него была первая четверка. А я командир звена, у меня — вторая. Я не напрашивался с ним идти, или без него, но я был доволен, когда меня на задание посылали отдельным звеном. А с ним… В активный бой не вступает, всегда как-то старается увильнуть, отклониться. С него и остальные летчики вынуждены копировать его поведение. Раз он уклоняется от боя, остальные не бросят же его, он же командир эскадрильи. (майор Мазнев Александр Фёдорович в Китае был командиром 1-й АЭ 18-го ГИАП, на его счёт официально записаны 3 победы в небе Кореи - И.С.)

— Какое чувство было к американцам? В ходе боев проявлялось чувство ненависти?

Нет. К немцам чувство ненависти было … А в Корее, как говорится, скорее спортивный азарт. Кто кого… Он же мою родину не бомбит… А то, что в боях они убивают нас, так и мы их убиваем.

— Еще немножечко о летчиках. У Вас в полку был Скидан Алексей Дмитриевич? 20 июня 1951 года был сбит, но катапультировался.

Со мной. Скидан? Сапожников был со мной. А Скидан… Его прислали в нашу эскадрилью заместителем командиром эскадрильи к Мазневу. До этого он, по-моему, был в 139-м полку гвардейском. Сейчас он в Туле. Года два или три назад он мне позвонил по телефону. Откуда он узнал? Спросил, как тут на счет пенсии… Мы с ним где-то в Москве встречались.
А почему я вспомнил Сапожникова? Он с моего полка был. Погиб по-дурному. Мы парой летели, он у меня был ведомым. Домой уже возвращались…

— Сапожников Борис Петрович погиб 16 января 1952 года, Вы в дивизии уже были.

Правильно, я и в дивизии часто со своим полком летал, со своей эскадрильей…
Мы возвращались домой, впереди нас оказалась пара «Сейбров». Я их хотел атаковать, но они были повыше, на расстоянии километра два или три. Я стал сближаться с ними, к ведомому хотел подойти, чтобы обстрелять его. А ведомый делает переворот, а ведущий уходит вперед вверх, а ведомый делает переворот вправо. Я смотрю, а мой ведомый переворачивается и за ним… Бросает меня и за ним… А у нас скорость громадная, порядка девятисот. На такой скорости переворот делать нельзя. Вот, между прочим, чем «Сейбр» превосходил, он мог на любой скорости, хоть на тысячи километров сделать переворот, и ничего. А если я на «МиГе» сделаю такую штуку, то потом могу и не выйти из пикирования.
Я увидел, что мой ведомый уходит, кричу:
— Ты куда? Встань на место?
Он не ответил. Пока я за ним наблюдал, атакуемый мной «Сейбр» куда-то ушел. А Сапожников, сделав переворот за «Сейбром», пропал, не вернулся домой. Так я и не знаю, что с ним случилось? Может его на такой большой скорости затянуло в пикирование… В общем, он не пришел.

— У меня записано, сбит «Сейбром F-86» летчик погиб, 16 января…

А я не знаю...

— Может действительно он просто не вышел из пике и врезался в землю, а американцы засчитали себе победу.

Может быть… Черт его знает, что произошло с ним… Я очень переживал. Было неприятно, что мой ведомый погиб потому, что бросил меня, погнался за личным счетом. Если бы шел за мной, все нормально было бы.

— А помните: Агеев Николай Алексеевич погиб 25 июня 1951 года?

Агеев, по-моему, был ведомым у командира эскадрильи Антонова. Щукина сбили семнадцатого, А Агеева — через неделю… Нет не помню…

— А 18 августа Гаврильченко Николай Семенович был сбит, но катапультировался. А 19 августа в полку двое катапультировались, но оба остались живы: Саханин (правильно Сохань Владимир Андреевич - И.С.) и Кондрашов.

А Саханин разве был сбит?

— Он не вышел из штопора, и катапультировался. Может быть, он и не был сбит, может быть что-то отказало в самолете, но в итоге самолет потерян. А 2 сентября, двое погибших у вас в полку было: Колпиков Сергей Тимофеевич и Акатов Виктор Николаевич.

Ой, Витечка Акатов, какой хороший мальчик был… Акатов, он был у меня в звене, а потом у Щукина ведомым.
Тогда, когда Щукина сбили, мы приходим на аэродром, я сначала захожу на посадку, смотрю со мной еще и ведомый со второй пары. Я спрашиваю:
— Витенька, а где Щукин?
Говорит:
— Я не знаю.
— Как же, ты же у него ведомым шел? Шел рядом с ним и не видел?
Говорит:
— Не видел.
Вот так. Погиб 2 сентября, я тогда уже был в дивизии, и уже не помню, как и когда он погиб, но это была для меня очень тяжелая потеря. Он только что получил сообщение, что его жена родила. Они так любили друг друга. Такая была парочка голубков — Витенька и его жена. Хорошие, красивые оба были. Но произошло страшное: Витя Акатов погиб, а его жена, по-моему, умерла...

— В вашем списке Бабонина дважды сбивали, и оба раза катапультировался. 12 октября, потом 20 января 1952 года.

Николай Васильевич, по-моему, его звали...

— Н. В. — Николай Васильевич. Что за летчик был Бабонин?

Очень сильный. Он пришел к нам из Москвы из инспекции ВВС, для приобретения боевого опыта. Он был, кажется, капитан по званию. Физически это был очень крепкий человек, как будто сбитый из стали. С ним если поздороваешься, так он руку может переломать, такая у него сила была в руках. Отличный был летчик. Я его уважал, хороший парень был. Он пришел в эскадрилью, когда я уже был в дивизии.

— То есть его в первоначальном составе, когда вы 8 мая перелетели в Аньдун не было? Его прислали, когда вы были уже в Китае, прислали из Москвы. На пополнение пришел? (Первоначальный состав 1-й АЭ на 9.05.1951г.:
Мазнев Александр Фёдорович – гв. капитан, командир АЭ;
Сохань Владимир Андреевич – гв. ст. лейтенант, зам. к-ра АЭ по политчасти;
Скидан Алексей Дмитриевич – гв. капитан, зам. к-ра АЭ по лётной части;
Агалаков Николай Васильевич – гв. лейтенант, ведомый Скидана;
Второе звено:
Калюжный Алексей Алексеевич – гв. ст. лейтенант, командир звена;
Свинтицкий Алексей Александрович – гв. лейтенант, ведомый Калюжного;
Щукин Лев Кириллович – гв. ст. лейтенант, старший лётчик;
Акатов Виктор Николаевич – гв. лейтенант, ведомый Щукина. - И.С.)

Да. Я помню, что адрес у него в Москве был: Набережная… Но я у него никогда не бывал и дальнейшую судьбу я его не знаю.

— Был в 18-м полку Шулятьев Анатолий Иванович 2 ноября 1951 года погиб.

Шулятьев — только фамилия помнится.

— А Батуров Анатолий… Погиб 5 декабря.

Этого вообще не помню.

— Степанов Василий Иванович, тоже с Вашего полка.

По-дурному погиб. Он на аэродроме Кожедуба разбился, на посадку заходил и зацепился за бруствер. Вокруг аэродрома был земляной вал, там наводнения часто бывали.

— У Антонова Павла Николаевича, командира третьей эскадрильи семь побед в Корее. Он пришел к Вам в полк после войны?

Он в Кобрино пришел. К нам тогда четыре или пять летчиков пришло. С какого-то расформированного полка. И их всех поставили в командиры, кого командиром эскадрильи, кого зам. командира эскадрильи.

— А Герасименко Николай Иванович , в Вашем полку был? У него три победы в Корее, и три в Великую Отечественную.

Коля Герасименко хороший мальчик. Он и во время войны в полку был. Мы с ним одновременно в полк пришли. Он до этого был, по-моему, механиком, и переучился на летчика. И он был во второй эскадрильи.
Когда мы с Кореи вернулись, он уехал учиться в Военно-политическую академию им. Ленина в Москву. Он ее закончил, и поехал в Ставропольское училище начальником политотдела. Потом он жил в Смоленске, я к нему как-то заезжал в гости. Я на машине ехал в Литву на родину жены, завернул в Смоленск, с ним повидался, один день у него побыл.
А вот фото Коли Герасименко. Он болел сильно, он умер давно.

— А Корниенко Николай Лукич?

Мы с ним в полк почти одновременно пришли, я, наверное, на один или два месяца раньше его. Он воевал и в Великую Отечественную и в Корее. Он сначала был ведомым Баландина, а потом старшим летчиком стал. В Корее, он был командиром звена в третьей или во второй эскадрильи.

— Сморчков Александр Павлович?

Я не понимаю его судьбу. Какой-то злой рок…. Его кто-то невзлюбил, или в политотделе замполит, или черт его знает кто.
В Кобрино он был зам. командира полка. Командиры полков несколько раз сменялось у нас, а он так и был замом. Потом мы в Корею поехали, он и там был зам. командира 18-го полка. Командир полка Белостоцкий заболел, и уехал в Союз, а он уже Героя получил, но его не выдвигали выше. А командирами полка присылали чужих. Мы потом вместе учились в академии. Он только на год раньше меня, он был в 29-м приеме, а я — в 30-м. Щукин, Сморчков, Сутягин, они на год раньше меня кончили академию. После окончания академии Сморчкова послали командиром учебного полка в Таганрог. Сутягин стал у него заместителем. Мы на летную практику с академии туда ездили.

— Степанов Василий Иванович был у вас в полку в Корее? У него пять побед…

Он погиб же…

— Он был подбит «Сейбрами» и погиб при посадке 6 января 1952 года, в самом конце командировки.
Тарасов Дмитрий Афанасьевич. Он еще со времен войны Великой Отечественной в полку был?

Мы с Тарасовым вместе Качинскую школу кончали, потом вместе были в запасном полку, и вместе — в 122-м. И оттуда нас в 18-й полк перевели. Но мы в разных эскадрильях оказались.

— Тут написано, в Корее один самолет сбил. Но у него еще четыре плюс один в Великую Отечественную войну. Видимо в Корее немного летал…

В Корее у него появилось очень высокое кровяное давление, и его списали с летной работы. Он потом работал начальником штаба аэроклуба в Брянске.
У нас было несколько летчиков, у которых в Корее катастрофически поднялось кровяное давление.

— Вы летали в Корее еще без компенсационных костюмов?

У американцев были противоперегрузочные костюмы, у нас не было. Это еще одно их преимущество.

— Вы сказали, что и 523-й полк водили. Может и летчиков 523-го полка знали. Вот, к примеру, Оськин?

Я Вам уже рассказывал, что он к нам прибыл в обмен на Желтого: Желтого перевели в полк, который летал на поршневых самолетах, а капитана Оськина перевели к нам начальником ВСС полка. Он и в Корее был начальником ВСС полка. Он с зам. командира полка Сморчковым летал. А потом его перевели в 523-й полк.
Подробности не помню, но, в конце концов, он там стал командиром полка. И Героя получил.

— А такого помните, Охай Григорий Ульянович тоже в 523-м полку, Герой Советского Союза.

Я у него бывал в Днепропетровске. Очень неудачно получилось. Я тогда был зам. политом флотилии юных моряков. Мы на пароходике повезли детей путешествовать, и зашли в Днепропетровск. Я к нему с таким хорошим настроением домой пришел, а там траур, его дочка погибла. Как раз только-только похоронили, и тут я заявился… Потом мы с ним переписку держали.

— Еще по 523-му полку. Самойлов Дмитрий Александрович. Тоже Герой Советского Союза.

Он, по-моему, был рядовым или старшим летчиком. Я Самойлова с тех пор не видел. Смутно помню лицо… Он где-то под Москвой жил. Там же жил и мой товарищ с нашей фронтовой эскадрильи — Калинцев Николай Павлович. Вот к нему Самойлов иногда приходил в гости.

— Вам в 1953 году исполнилось тридцать лет…

И меня отпустили в Академию.

— В академии, сколько лет тогда учились?

Четыре. Был еще подготовительный курс. У меня не было полной десятилетки, у меня было образование девять классов. Для таких как я, в академии было организованы подготовительные курсы. На них я год учился с 1953 года по 1954 год, получил аттестат и тут же меня зачислили на первый курс.

— Вас с летной работы списали в 1958 году, начальником штаба 665-го полка поставили. Вы ушли в запас, сразу после того, как 665-й полк расформировали или еще дальше продолжали служить?

После окончания ВВА, которую я «с отличием» закончил в ноябре 1957 года, я был назначен в г. Одессу в 145 ИАД на должность помощника командира дивизии по огневой и тактической подготовке. Приступил к совершенствованию своей лётной подготовки. Летал на самолётах МиГ-17 днём и ночью, в простых и сложных метеоусловиях, уже имел звание «Военный лётчик 2 класса» и готовился к сдаче на 1 класс, но внезапно ослеп. В госпитале меня вылечили, но летать больше не дали. Как я ни боролся – ничего не вышло. После некоторых перипетий меня назначили начальником штаба 665 ИАП в этой же 145 ИАД (с октября 1958 по июнь 1961 года).
В 1961 году дивизию сократили и расформировали - хрущёвское сокращение армии на 1 млн. 200 тысяч человек.
Наш 665-й полк был в ПВО. И когда здесь под Одессой организовалась зенитно-ракетная бригада, весь технический состав полка переучили, и они стали служить в этой бригаде.
А мне, так как я имел высшее образование и с отличием академию кончил, стали предлагать должности. Пытались в разные места «совать». Сначала куда-то в Кызыл-Арват туда, зам. начштаба дивизии — я отказался. Потом в Йошкар-Ола… Я узнал, что это, как и Кызыл-Арват, дыра страшная. С кем-то я посоветовался, я не помню. Я тоже отказался. А мне предупредили со штаба командующего авиации ПВО Савицкого, что если в третий раз откажусь, то назначат приказом, без моего согласия.
И тут мне пришло в голову мысль: «беги скорей из армии» Мы полковым врачом написали мне медицинскую характеристику, что такой сякой, что у меня здоровья нет — совсем помираю. А служебную характеристику составили нормальную… И меня направили на окружную комиссию. А председатель комиссии был бывший наш дивизионный врач. Я ему откровенно признался, что хочу демобилизоваться.
И мне написали: «К службе в армии в мирное время не годен, а в военной армии годен». И все, и меня тут же на демобилизацию.
После демобилизации 30 июня 1961 года я 8 лет работал в Черноморском морском пароходстве на судах дальнего плавания в должности 1 помощника капитана. Побывал во всём мире и видел очень много интересного своими глазами. А когда здоровье стало сдавать – 7 лет работал заместителем начальника Одесского мореходного училища ММФ по политработе. Сейчас на полной пенсии. В прошлом году (в 2001) к 9 мая, президент Украины присвоил мне воинское звание полковник.
Сейчас ни одного моего боевого друга времён Великой Отечественной войны уже нет в живых. Борис Арсеньев, с которым я вначале в 18 Гв. ИАП немного летал, погиб где-то не то в Италии, не то в Югославии. Его летом 1944 года откомандировали в какую-то секретную часть, которая на самолётах Як-9Д (дальний истребитель сопровождения) убыл в Италию и оттуда сопровождал в Югославию, через Адриатику, транспортные самолёты, доставлявшие грузы Иосифу Броз Тито, когда его отряды были окружены в горах немцами. С тех пор никто о нём ничего не знает.
После войны трагически погиб наш командир эскадрильи 43-44 годов Сибирин Семён Алексеевич – первый ГСС в нашем полку, впоследствии ставший командиром 18 ГвИАП (до конца ВОВ и несколько лет после); трагически погиб после войны зам командира нашей 1 АЭ майор Владимир Запаскин. Он воевал в полку с первых дней войны (лётчик полка с довоенного периода). Потом постепенно повымирали все наши фронтовые лётчики. Остался я один, «последний из могикан».

Примечания

Личный состав 18 ГИАП

Список побед А.А. Калюжного в период войны в Корее:
01.06.1951 г. – истребитель F-51 (F-51D №44-14930 из состава 2 SAAF Sq.)
07.07.1951 г. – истребитель F-86
19.08.1951 г. – истребитель F-86
20.09.1951 г. – истребитель F-84 (предположительно F-84E №50-1152 из состава 154-й FBS 136-го FBW)
27.11.1951 г. – бомбардировщик F6F-5 (AD-4L №123974 из состава VF-54)
13.12.1951 г. – истребитель F-86
13.12.1951 г. – истребитель F-86 (F-86A №49-1199 из состава 334-й FIS 4-го FIW)

...Часть первая

Обсудить на форуме

© Владимир Анохин, Андрей Марченко 2011