Второй курс. «Не в свои сани – не садись!»
|
В" Каче" учились и выдающиеся
художники |
Первого сентября начались занятия. В
дополнение к общим предметам пошли специальные дисциплины: аэродинамика,
самолётовождение, теория реактивных двигателей, автоматика,
радиоэлектроника, метеорология и другие. Учиться стало значительнее веселей
и интересней.
Седьмого сентября около бани, разглядели
вблизи наших братьев – первокурсников. Худые, молчаливые. Мятая,
грязно-тёмная форма, ну просто как мы год назад. Оставалось только сказать
им то-же, что говорили и нам: «терпите мужики…».
В октябре к нам приехал писатель Л.
Колесников, он летал на МиГ–15 и участвовал в войне на Корейском полуострове
в начале пятидесятых. Написал про это книгу: «Долина Мигов». Прекрасный
рассказчик, очень интересный человек. Как же нам было приятно слушать
настоящего боевого лётчика. Этот неподражаемый авиационный жаргон, живой и
образный язык, завораживающая жестикуляция руками при показе маневрирования
в воздушном бою. Полный восторг! Как же нам не хватало общения с такими
людьми, особенно в первые полтора года учёбы.
Десятого ноября были практические занятия
на стоянке и мы в первый раз подошли к «Элочке», уже профессионально. Какая
красивая машина, так хорошо даже просто постоять рядом с ней. Плавные линии
обвода фюзеляжа, распластанные крылья, переливы лака, недаром её второе
название «Дельфин». Очень хороша!
Осень была туманной и, какой–то сумрачной,
но всё же не такой тяжёлой как год назад. В конце декабря выпал снег и
настала настоящая зима, Мы начали готовиться к Новогоднему вечеру. Курсанты
всегда обладали всеми мыслимыми талантами, в том числе и в изобразительном
искусстве. Наш большой конференц–зал был разукрашен как в «Карнавальной
ночи». Коля Касьянов, Володя Колесников и я, раздобыли бутылку шампанского
и, перед заходом в зал, разлив в заранее припасённые кружки, отметили
наступающий Новый год. Были приглашены представительницы прекрасного пола и
вечер удался на славу. В новогоднюю ночь мне исполнилось двадцать лет.
1971 год, осень. Начали изучать самолёт
В январе стояла морозная и солнечная
погода. Девятого числа мне выпала честь быть назначенным в состав почётного
караула, на похороны генерала Шевченко Владимира Илларионовича. Боевой
офицер, был незаконно репрессирован, отсидел большой срок. После выхода из
тюрьмы никуда не брали на работу. Чтобы как-то жить - работал сторожем на
складе. Незадолго до смерти реабилитировали. Когда пришли документы о
восстановлении в звании, он надел свою парадную генеральскую форму при всех
орденах и пошёл на работу, охранять склад…
Семнадцатого января – первый запуск и
проба двигателя на стоянке. В каптёрке выдали унты и некий чёрный, вроде
лётный, комбинезон. Полюбовался на себя в зеркало, класс! Герой – полярный
лётчик! На самолётной стоянке был удивительно приятный запах, смеси
сгоревшего авиационного керосина с морозным воздухом. Тридцатого января,
после обеда, «капитан ВВС» зачитал – кто в какой эскадрильи будет летать.
Четвёртая, а где, пока не ясно, то ли Райгород, то ли Морозовск.
Сдали экзамены за третий семестр и вот,
всегда такой желанный, – отпуск!
Начало четвёртого семестра с середины
февраля, весь март, и до середины апреля, ознаменовалось усиленными
занятиями по изучению систем самолёта. Сплошной чередой шли зачёты и
экзамены. Наконец, точно определились, где будем летать. Восемнадцатого
апреля перебазировались в город Морозовск, на аэродром, который только что
был введён в эксплуатацию. Все предварительные слухи, куда и в какую часть,
оказались ложными.
В.ч 21689, вторая эскадрилья, первое
звено
|
Радченко Олег Семёнович, наш
инструктор. У него только что родилась дочь и мы ему собрали цветы в
роддом, жене. Май 1972г. |
Человек, научивший тебя летать… Для меня –
это Олег Семёнович Радченко, выпускник Барнаульского ВВАУЛ. Он был молод,
красив, весел. Успел жениться и ожидал пополнения в семье. Мы начинали
летать, он начинал свою жизнь лётчика-инструктора. Наша лётная группа:
Паша Носков, Слава Москаленко и я. Наш «шеф», впоследствии, поближе
познакомившись, наградил каждого из нас кличками, которые довольно точно
отражали наши обобщённые психологические портреты. Паша Носков, как человек
спокойный и основательный стал – «Крестьянин»; Слава Москаленко, с его живым
темпераментом и лёгкой авантюрностью, получил кличку – «Махно»; я же стал –
«Эстет», наверное, за лёгкий налёт интеллигентских замашек.
На самом первом этапе знакомства, Олег
Семёнович поинтересовался, какие мы предпочитаем варианты общения в полёте -
с употреблением неформального лексикона, без употребления, или же –
смешанный вариант. «Махно» попросил не стесняться, «Крестьянин» - предпочёл
смешанный вариант, «Эстет» - только вежливый.
Олег Семёнович полностью выполнил наши
пожелания. Я ни разу не слышал от него никаких «словосочетаний» в полёте.
Правда, как-то раз, видимо решив проверить, как «Эстет» реагирует на
цензурную, но обидную риторику, он, после взлёта и уборки шасси и закрылков
на Л-29, которая в жару очень вяло набирала высоту, начал меня подначивать
по СПУ: - «ну что ты еле ползёшь, что ты - как женщина, и т.п. …» В общем –
совершенно безобидный текст, но мне оказалось достаточно, и я довольно резко
взял ручку «на - себя», но «шеф» был наготове и успел парировать мой
маневр. После посадки он как-то странно улыбался и повторял – «Ну – чего
ты?…». Конечно же – это был мой недостаток, и впоследствии моя избыточная
эмоциональная восприимчивость создавала много проблем.
Командир звена старший лейтенант Жуйков;
штурман АЭ майор Аксютенко; зам. командира АЭ майор Холмогоров; командир АЭ
подполковник Собакин, с редким и.о. – Коммунар Архипович. Командир полка –
подполковник Гришин.
С двадцать первого апреля началась
наземная подготовка. «Писанины» было - просто «море». Свободное время
оставалось только на сон. Нас стали кормить по лётной норме, и мы впервые не
могли съесть всё, что нам подавали. Наконец все зачёты и тренажи были сданы,
и началось то, к чему мы шли почти два года – ПОЛЁТЫ!
Это был прекрасный весенний день,
четвёртого мая. Яркое голубое небо, чуть-чуть пушистых облачков для красоты,
видимость - без ограничений, «миллион на миллион». Вот сейчас и начнёт
решаться главное в наших судьбах – быть или не быть нам лётчиками.
Мне выпало лететь первым из нашей лётной
группы. Задание на полёт: взлёт, набор эшелона по большому кругу,
ознакомление с управлением самолёта и ориентирами круга, снижение на 500
метров, заход на посадку. На всё – минут 20.
На курсанта возлагается: запуск двигателя
и проверка систем под наблюдением техника самолёта, работа с шасси и
закрылками после взлёта и на заходе, попробовать поуправлять живым самолётом
минуты три, при полёте от 2-го к 3-му на эшелоне, посмотреть – как выглядит
аэродром и окрестности сверху, ну и ведение радиообмена по команде
инструктора.
Нас всех предупредили, что многим бывает
не совсем хорошо в первых полётах, что это – естественно, и чтобы пакетик
был под рукой. Но каждый, конечно, думал, что с ним – обойдётся.
Запуск, руление, и вот наша «Элочка» на
ВПП, взлётный курс – 86 градусов. Ощущения мои трудно передать. Волнение,
ожидание чуда, и что-то непередаваемое...
«767 – взлёт», «767 – взлетайте – 1200»,
«понял – 1200». Разбег, подъём носового колеса, отрыв, шасси, закрылки.
Навсегда в памяти осталось: самолёт идёт с набором высоты, передо мной
прекрасное ярко-голубое небо, с белейшими облачками, и волшебное ощущение –
вот оно, свершилось, лечу!
Восторг и счастье! Остановись мгновенье,
ты – прекрасно! «Элочка» плавно входит в правый разворот с набором высоты до
эшелона. Внизу земля, яркой весенней зеленью уплывает под крыло, впереди –
синева. Хорошо….
Но организм явно не разделял моего
восторженного состояния, и я это быстро почувствовал…. На какое-то время
немного отвлекла моя попытка поуправлять самолётом, но он не слушался,
даже в горизонтальном полёте. Стрелка вариометра то ползла вниз, то прыгала
вверх. Инструктор взял управление и начал показывать ориентиры круга, делая
небольшие крены из стороны в сторону, и это меня доконало. Я нашёл место на
приборной доске, где не шевелилась никакая стрелка, упёрся туда взглядом,
крепко сжал зубы. Делая глубокие вдохи, я думал только об одном – выдержать,
(пакет я, по самонадеянности, не взял). А инструктор продолжал показывать
наземные ориентиры. «Вот посмотри – характерный изгиб реки, вот лесопосадка,
видишь?» «Вижу», отвечал я, боясь открыть рот (пропади пропадом эта река с
лесопосадкой вместе!). Я держался из последних сил…
Но, когда нам дали «снижение к первому –
500», и самолёт начал плавно опускать нос, желудок, помимо моей воли, принял
решение, и … мой рот мгновенно оказался полным. Представляю своё лицо со
стороны: выпученные глаза и надутые давлением изнутри щёки как у хомяка,
(вот оно – счастье полёта…).
Но железная воля будущего лётчика
победила, и я… проглотил всё обратно. Содрогнувшись от ужаса, мой желудок
уже не повторял попыток освободиться от содержимого. Глаза остались
выпученными, зубы сжатыми, но щёки вернулись в норму. Начало «отпускать»
только после касания бетонки колёсами.
Пока заруливали, глаза вернулись в орбиты,
зубы разжались, полностью восстановилась речь, только цвет лица был
зеленоватый, о чём я догадался по глазам встречавших самолёт курсантов нашей
лётной группы. На их вопрос – « ну, как?», мог быть только один ответ -
« отлично!». Главное, что кабина осталась чистой.
Чуть позже, отойдя в сторону, я с
наслаждением ощутил – какая всё же устойчивая наша Земля! Но был и
определённый шок после первого полёта, если мне так плохо в небе, смогу ли я
летать?!
Но предаваться сомнениям было поздно,
вывозная программа началась! Летали в основном «по – кругу», реже «в зону».
День шёл за днём, а мои навыки по пилотированию самолётом явно оставляли
желать лучшего. Но старания нашего инструктора всё же не пропали даром. Моё
умение управлять самолётом, было проверено командиром звена Жуйковым и зам.
Командира АЭ майором Холмогоровым, они дали «добро» на самостоятельный
вылет.
Курсант Орехов после первого
самостоятельного полёта. 10 июня 1972 года
Десятого июня, с пустой задней кабиной,
«Элочка» и я взлетели в «пятый океан». Ощущения непередаваемого, только
лётчикам понятного, восторга!!!
Я ЛЕЧУ!!! САМ!!! СВЕРШИЛОСЬ!!! КАКОЕ
СЧАСТЬЕ!!!
После посадки и заруливания я, счастливый
и, слегка оглушённый этим состоянием, по заведённому издавна ритуалу, угощал
всех курящих и не курящих – папиросами «Казбек». В то время его ещё можно
было достать, хотя и с немалым трудом. Сохранились две фото, которые сделал
моим «ФЭД-ом» - Слава Москаленко. На одной, я в кабине, сразу после
заруливания, а на другой, с Олегом Семёновичем курим «Казбек».
Курим с инструктором "Казбек", святая
традиция. (видно, что я некурящий)
Дальше пошло уже полегче. Вскоре вся наша
лётная группа летала самостоятельно. Но примерно каждый третий курсант не
смог преодолеть этот главный барьер, и многие мои друзья были списаны. Вот,
далеко не полный список, только с нашей эскадрильи: Архипов, Бузинов,
Вахитов, Королёв, Попов, Солнцев, Фархитов, Федорченко, Федотов, Филатов,
Ширяев. Для большинства из них это была настоящая трагедия. Трудно описать
их отчаяние, слёзы на глазах, горе расставания с мечтой стать лётчиками. Они
ещё оставались рядом с нами, дослуживали до осени и потом навсегда уходили
из военной авиации.
Постепенно мы осваивали простой, затем
сложный пилотаж, полёты по маршруту, на групповую слётанность. При
выполнении самостоятельного полёта по маршруту у самолёта одного из наших
курсантов, Муштатова Анатолия, остановился двигатель. Высота была небольшая
и он не стал катапультироваться, а пошёл на вынужденную посадку. Поле под
ним оказалось с большими неровными бороздами, а Анатолий все же ещё не дорос
до уровня лётчика–испытателя, поэтому самолёт после посадки восстановлению
не подлежал. Но курсант был полностью оправдан и продолжал летать.
Как-то мы с инструктором, он ведущий, я
ведомый, полетели парой по маршруту и я попросил его сделать несколько
снимков моего самолёта в полёте, отдав свой фотоаппарат. Отошли от ИПМ,
«шеф» покрутился вокруг моего самолёта и, закончив съёмку, обогнал меня
слева. Дистанция оказалась большой и я стал догонять. Пристраивание, как
известно любому нормальному курсанту, положено делать на двойном интервале и
только затем, мелкими маневрами, занимать положенное место. Но, имея уже
несколько перьев, торчавших из моего «соколиного» хвоста, я решил
пристроиться сразу на место, причём - совсем рядом.
Ведущий меня не видел из-за очень малого
интервала и, думая, что я ещё далеко, решил меня поискать. Дальше – всё как
в замедленной съёмке: мой самолёт уже в десятке метров и вдруг ведущий
делает резкий крен вправо. Я успеваю дать правую педаль и ручку управления
вправо и вижу, как нос самолёта ведущего проходит чуть сзади левого крыла
моего самолёта и уходит вниз. Всё это настолько близко, что ближе уже
некуда. Но… разминулись.
В первые секунды, после того как мы
разошлись, я подумал, что он меня специально пугал. Но тут же понял, что –
ТАК! - не пугают. На земле не было ни крика, ни выяснения. Всё было ясно
обоим. Но, если бы это был не Олег Семёнович, то … трудно сказать, всё -
таки мы были на грани…
Заканчивали программу, стоял октябрь уж на
дворе… Нам сменили «позывные», я стал «668». Мы летали на « отработку
манёвра и фотострельбы по одиночному самолёту». Мой первый самостоятельный
полёт по этому виду подготовки едва не стал последним, и не только для меня.
Задание было не сложное - обнаружить самолёт-цель, занять исходное
положение, атака справа с горизонта, атака слева с горизонта и всё, на
первый раз. Оценка складывалась из доклада инструктора, управлявшего
самолётом-целью и из результата анализа фотоплёнки.
Взлетел, пришёл в зону ожидания и стал в
вираж, ожидая цель. Выше меня сплошная облачность, по горизонту дымка,
видимость не более восьми километров. Все вокруг какое–то серое. По
радиообмену слышу, что цель подходит, начинаю искать в заданном секторе.
Ага, вот и она! Докладываю: «668 – цель вижу». Начинаю маневрировать для
занятия исходного положения. «668 – исходное занял, к атаке готов». В этот
момент лётчик «самолёта – цели», оценив правильность положения атакующего и,
при необходимости, скорректировав его, разрешает атаку. «668 – работу
разрешаю».
Порядок! Перевожу взгляд на несколько
секунд в кабину на приборы: обороты двигателя, скорость, потом в сторону
цели и … что такое?! ... самолёт–цель пропал … Несколько томительных секунд
я лихорадочно обшариваю глазами тот сектор, где только что был самолёт, но …
не нахожу. Что делать?! Доложить, как положено, что цель потерял … позор!
Ещё поискать? Но нет уже времени, да и обороты двигателя выведены на
максимальные, скорость растёт, и я ухожу с заданного угла визирования. И я
принимаю решение атаковать. Решение смелое, но ошибочное и безрассудное.
А кого атаковать–то?! Ладно, решаю я, в
процессе доворота, перекладывания, и полёта по кривой прицеливания, авось
(!) да увижу. Крен 60–70 градусов в сторону цели, несколько секунд, пока мой
самолёт разворачивается, ищу, где же она?! Перекладываю в обратный крен,
выхожу на предполагаемую кривую прицеливания, да где же цель эта?! ... Ещё
несколько томительных секунд, нет … нет … нет … вот она!!! Еле успеваю
«нырнуть» и пройти под ней. Прямо «Бермудский треугольник», какой–то,
самолёт проявился из ничего! На моё «счастье», инструктор самолёта – цели не
видел этого жуткого маневра, а в задней кабине мирно дремал мой усталый
собрат, не зная, что ещё пара секунд и … разбор полётов мог быть уже не на
земле.
Теперь я уже не спускал с цели всех своих
глаз, и вторую атаку выполнил, как положено. После полёта вспомнил наш
любимый фильм: «Дни лётные». Ведь там подобное уже показывали, только
закончилось не так как у меня. Да, не учимся мы на чужих ошибках. Спасибо
моему ангелу – хранителю, протёр в последнюю секунду мои глаза.
В это же время мы узнали довольно
неприятную новость. Часть нашего курса, и мы в том числе, на следующий год
опять летаем на учебных самолётах. Как всегда «неожиданно» выяснилось, что
ресурсов училища, по каким-то причинам, не хватает. Мало того, зиму живём
опять на центральной базе. И ещё, вероятнее всего именно из нас после
выпуска, будут набирать лётчиков–инструкторов (никогда не встречал ни одного
лётчика, кто бы радовался этой должности, очень тяжёлая работа и почти
никакой перспективы).
Обсудить на форуме